Убийство в Амстердаме

Сначала была мечеть в Хёйзене. Трое мужчин попытались поджечь ее, разлив скипидар и бензин. Затем мишенью стала мечеть в Роттердаме, но обгорела только дверь. Еще одна попытка поджога мечети произошла в Гронингене. В Эйндховене взорвалась бомба в исламской школе. Премьер-министр Ян Петер Балкененде тут же заявил, что «мы» не то чтобы находимся в состоянии войны, Голландия лишь «ведет борьбу с экстремизмом». Нападению подверглись три христианские церкви в Роттердаме, Утрехте и Амерсфорте. В Удене, маленьком городке на юге страны, подожгли еще одну исламскую школу. «Тео, покойся с миром», – написал кто-то на стене. «Страна в огне», – сказал ведущий телевизионной программы новостей.

На самом деле страна вовсе не была в огне. Поджигателями в Удене оказались подростки, искавшие острых ощущений. Угроза «гражданской войны», погромы в мусульманских районах, акты возмездия со стороны новобранцев джихада – ничего этого не было. Большая часть населения сохраняла спокойствие. Но постоянная болтовня политиков, политических обозревателей газет и телевидения, авторов передовых статей в популярных изданиях создавала лихорадочную атмосферу, в которой малейший инцидент, малейший неверный шаг вызывал бесконечную череду эмоциональных дебатов.

Ортодоксальный имам из Тилбурга отказался пожать руку министра иммиграции и интеграции Голландии Риты Вердонк. При всем уважении, сказал на ломаном голландском мусульманский священник родом из Сирии, она – женщина, а религия запрещает физический контакт с посторонними женщинами. «Но ведь мы равны», – ответила Вердонк немного рассерженно, не зная, что делать с протянутой рукой. Действительно, они были равны, но дело было не в равенстве. Отказ имама, безусловно, бестактный, но не имевший большого значения, попал на первые полосы всех крупных газет. Противостояние коренастой Риты Вердонк и бородатого имама стало главным символом голландского кризиса, краха мультикультурализма, конца прекрасной мечты о терпимости и просвещенности самого прогрессивного маленького анклава Европы.

2

Сорок марокканских, голландских, политических, религиозных и гомосексуальных организаций из Амстердама распространяли плакаты с лозунгом: «Мы не потерпим этого». Людям предлагают подписать манифест на веб-сайте www.wewonttakethis.

«Хандельсблад», 16 ноября 2004 года

Именно тогда я решил провести некоторое время в Нидерландах, где родился в 1951 году и жил до 1975 года. Я был немного знаком с ван Гогом. У нас были общие друзья, иногда мы вместе участвовали в радиопередачах. Он пригласил меня на свое телевизионное ток-шоу «Дружеская беседа», вполне соответствовавшее названию. Не являясь членом модных клубов Амстердама или местного литературного круга, я избежал ядовитых выпадов в свой адрес. Со мной он вел себя неизменно вежливо, хотя его громкий, высокий голос порой утомлял своими назойливыми интонациями.

Я приехал по заданию американского журнала накануне попытки Вердонк обменяться рукопожатиями с имамом, но уже после вечера памяти, организованного друзьями Тео в соответствии с точными указаниями самого ван Гога, которые он подготовил за несколько месяцев до смерти, планируя поездку в Нью-Йорк (он боялся летать). Играла рок-группа, выступали артисты кабаре. Красивые девушки в мини-юбках торговали сигаретами, усердно предлагая свой товар, словно в довоенном кинотеатре. На приглашенных женщинах были нитки жемчуга и двойки из свитера и кардигана – стиль, который Тео находил привлекательным. Поскольку Тео часто называл мусульман «козолюбами», известные комики отпускали шутки по этому поводу, а на импровизированной сцене стояли два чучела коз «на случай, если кому приспичит». Большой деревянный гроб, в котором якобы находился труп Тео, стоял на вращающейся платформе в окружении полуторалитровых бутылок шампанского и больших фаллических кактусов, служивших фирменным знаком его телевизионного ток-шоу. Один из друзей Тео, присутствовавший на этих поминках по прежней, более легкомысленной эпохе, в разговоре со мной предсказал, что лишь незамедлительное подавление мусульманского радикализма позволит избежать гражданской войны в Голландии.

Зимой 2004 года в Нидерландах ощущалась некоторая нестабильность, и мне захотелось разобраться в происходящем. В конце концов, истерия меньше всего ассоциируется у людей со страной, которую ленивые иностранные журналисты обычно называют «флегматичной». Я всегда считал такой образ карикатурным, но все же на мой вкус она была слишком безмятежной, слишком умиротворенно-скучной. Теперь ситуация явно изменилась. В стране, где я родился, произошли значительные перемены.