Она стала растирать руки и ноги, чтобы немного согреться, а еще через несколько минут решила встать и начала ощупывать пространство вокруг себя. Осторожно, делая босиком маленькие шажки, Нгам обнаружила, что находится в подвале. Каменные, холодные, кое-где влажные стены. Пол с плотно утрамбованной землей и деревянная грубая дверь. Здесь находились только матрас, кувшин с водой, таз и ведро вместо туалета. Ощущение абсолютной черноты было довольно странным. Как она ни пыталась открывать и снова закрывать глаза, картинка вокруг совершенно не менялась. Оставались только черная, холодная пустота, холод и слабость во всем теле.
Нгам выпила воды и умыла лицо. Пальцами, как смогла, расчесала волосы, заплела их в подобие косы и снова легла. Она хотела есть, тело и голова все еще болели, и после обследования комнаты сил совсем не осталось. Она быстро задремала, но ненадолго.
Дверь заскрипела, затем открылась, и в проеме сначала показался слабый свет, а потом уже знакомое уродливое лицо. Урод держал в одной руке большой фонарь, а в другой – какой-то сверток.
– Я принес еды, чучело, – произнес он и кинул сверток на кровать.
Нгам увидела несколько кусков хлеба и сыр, но, помня предыдущую трапезу, вопросительно посмотрела на него.
– Правильно. Молодец. Сначала нужно помолиться.
Наконец Нгам приступила к еде. Она ела медленно, оттягивая тот момент, который последует за ним. Лоренс все это время не сводил с нее дебильного, пустого взгляда.
– Лоренс очень добрый. Тебе повезло, что ты попала к Лоренсу. Твое тело должно было уже начать разлагаться, но Лоренс тебя спас. Я дам тебе еще один шанс. Делай.
Нгам почти ничего не поняла из того, что он сказал, кроме последнего слова. Она разделась, несмотря на холод, и подошла к нему. От Лоренса пахло кислой капустой, пóтом и нечистотами. Нгам передернуло от отвращения, но она боялась ослушаться и поэтому снова начала его гладить. Чтобы отключить свои чувства, а главное – отвращение, она попыталась улететь мыслями в далекое прошлое, в родную деревню. Если бы она не уехала, то сейчас сидела бы у крыльца дома и плела из листьев ротанговой пальмы корзину. Может, именно в этот вечер мимо крыльца прошел бы молодой мужчина из соседнего села и наконец посмотрел бы на нее и увидел, как она прекрасна.
Меж тем никакие старания не помогали разбудить в Лоренсе его мужское начало. Он начинал злиться, и Нгам старалась еще больше. Обслюнявленный ею, он начал замерзать и взвизгнул:
– Не хочешь? Ладно! Ложись! Ложись на пол!
Нгам, дрожа от холода, послушно легла на пол. Лоренс достал из кармана ручку и начал рисовать на ней линии. Сначала на животе, потом на руках и ногах, потом на пальцах. Закончив, он посмотрел на нее и добавил еще несколько линий. А потом достал из другого кармана маленькую тонкую пилу и, схватив ее за руку, завопил:
– Ты видишь, что я с тобой сделаю? Я разрежу тебя на маленькие кусочки и засуну в бочку, где ты и должна была уже лежать. Я разрежу тебя на куски.
Нгам в ужасе завизжала и попыталась вырваться, но урод крепко держал ее за руку и пытался приложить пилу к ее указательному пальцу, ровно к нарисованной линии.
– Зачем мне испорченная игрушка? Я разрежу тебя на куски!
Нгам истошно кричала и пыталась вырваться, но Лоренс не собирался останавливаться:
– Перестань вырываться! Ты видишь, что делаешь? Получится неровно! Зачем мне неровный палец?
Нгам умоляла прекратить, пытаясь показать, что она готова попробовать снова.
– Я буду! Я буду! – кричала она. – Я буду!
– Что, чучело? Страшно тебе?
– Я все сделать! Я все сделать! – всхлипывая, обещала Нгам.
– Последний шанс, чучело. Делай!
Нгам подошла к Лоренсу, взяла в руки его член и с удивлением обнаружила, что эта жестокая сцена вызвала у него возбуждение. Старательно облизывая его набухший орган, она решила, что во время акта должна кричать как безумная, словно ее убивают. Во-первых, от этого он возбудится еще сильнее, а значит, получит свое, и Нгам останется цела. А во-вторых, возможно, кто-то проходящий мимо услышит эти крики и поможет ей выбраться. Поэтому, когда Лоренс вставил в нее свой член, она кричала так, словно он раздирает ее на части, и всего спустя несколько минут он кончил.
– А-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а! Да-а-а-а-а! – сотрясаясь в заключительном экстазе, пробормотал он. Затем, немного придя в себя, резко схватил пилу, приставил к ее шее и посмотрел ей прямо в глаза. – Но, знаешь, я все-таки отрежу от тебя кусочек!
– Нет! Нет! – заплакала Нгам. – Нет, пожалуйста!
Он убрал пилу от ее шеи.
– Да не буду, не буду. Не сегодня. Мне нравится играть с тобой. Это будет моя любимая игра.
Потом снова схватил свой страшный инструмент, приставил к пальцу Нгам и начал медленно пилить, царапая ее кожу.
– Если только один палец! Если каждый раз отщипывать от чучела понемножку, то будет не так страшно, правда?
Нгам зажмурилась от страха, но уже не кричала. Ее сердце стучало как бешеное, но кричать, плакать или умолять не было сил. Она уже поняла, что этот урод убьет ее. Днем раньше или позже, не так важно. Нужно просто немного потерпеть, и скоро все закончится.