Убийство в бухте ангелов

Наконец она подъехала к своему дому и вышла из машины. Вокруг было все тихо. Ее соседка Эллен с первого этажа категорически не любила задергивать шторы. Впрочем, этим отличались все французы. Идя по улице, можно легко заглядывать в окна и видеть все происходящее внутри. В основном по вечерам все смотрят телевизор или едят.

Грубоватая и неприветливая Эллен никогда не нравилась Ирэн. Она держала крошечное кафе на три столика в центре города, и аренда с налогами забирала почти весь доход. Так что Эллен работала там и барменом, и официанткой, и уборщицей одновременно. Вечером после закрытия она сама мыла полы и заносила три уличных столика внутрь, чтобы на следующий день снова открыться. Дурацкая нескончаемая рутина. Триумф неинтеллектуального труда над молодостью и перспективами. Такую работу Ирэн никогда не понимала и, видимо, не особенно заботилась о том, чтобы скрыть свое отношение к соседке. Но сейчас она пожалела, что не подружилась с ней в свое время. Идти в квартиру одной было страшно, особенно после преследования. Поэтому, подумав минуту, она пересилила себя и позвонила в квартиру Эллен.

Поздоровавшись, извинилась за беспокойство и объяснила свое появление:

– Я хотела бы пойти на митинг в поддержку сокращения рабочих часов, который будет в воскресенье на площади. Вы не знаете, во сколько он начнется?

Лучший способ познакомиться и подружиться с соседями – отправиться на митинг. Французы в этом смысле совершенно уникальны, поскольку с рождения учатся бастовать и противостоять. Не важно кому и не так важно, по какому поводу. Это гражданская позиция, которую они все имеют привычку отстаивать. На митинги и протесты ходят целыми семьями, с маленькими детьми на плечах и в колясках. Здесь никто не опасается беспорядков или того, что они выйдут из-под контроля. Во всяком случае в маленьких городках. Это все напоминает карнавальное шествие, где люди объединяются идеей, встречают друзей, соседей, болтают о жизни, скандируют речевки и в конце концов непременно добиваются каких-нибудь привилегий. А если и не добиваются, то как минимум сбрасывают напряжение. Побастовали – и хорошо. Но бывают случаи – и они не редкость, – когда забастовки продолжаются несколько дней.

– Ты хочешь пойти на митинг? – недоверчиво переспросила Эллен.

– Ну да.

– Тебе плевать на сокращение рабочих часов. Что тебе на самом деле нужно?

– Э-э… Ну нет, вы не правы.

– Ой, ладно! Или говори, что тебе нужно, или иди отсюда.

– Ладно, – выдохнула Ирэн. – Я боюсь идти домой.

– Почему? Из-за тех парней?

– Каких парней? – встрепенулась Ирэн.

– Которые только что прошли наверх. Мадам Пессак в свои семьдесят три вряд ли ждет гостей, Люк с четвертого этажа опять сошелся с женой и уехал к ней, так что остаешься только ты.

Ирэн уставилась на нее, не зная, что сказать. «Какая же я дура! Я и правда думала, что, покатавшись в такси полчаса, смогу обезопасить себя от этого психа-невидимки? Может, попросить помощи у Эллен? Нет, она здесь ни при чем, еще не хватало ее впутывать в это дело».

– Хочешь, я пойду с тобой? – словно прочтя ее мысли, спросила Эллен. – Я родилась в Марселе и знаю, как разговаривать со всякими уродами. А то ты такой нежный цветочек – они тебя сразу раздавят.

– Нет, не нужно. Это может быть опасно.

– Мой отец изнасиловал мою мать, и так появилась я. Я росла в таких районах, где каждый день кого-то убивали. Давай, не ссы. Тебе все равно нужно как-то отшить ублюдков. Вечно бегать ты не сможешь.

– Может, лучше вызвать жандармов?

– Да что ж ты за дура такая, прямо бесишь меня! Им вот делать нечего, как выезжать на каждый вызов, да? Да им пофигу на тебя! Да, собственно, и мне тоже, – неожиданно сказала Эллен и громко закрыла дверь.

«Господи, что делать-то?» – подумала Ирэн.

Дверь вдруг снова открылась.

– На вот, возьми. – Эллен протянула пистолет. – Просто хреначь, маши им во все стороны, если придется.

Хреначить пистолетом Ирэн вообще не хотелось, но странным образом оружие заставило ее почувствовать себя более уверенно. «Ладно. Я действительно не смогу бегать вечно. К тому же надо узнать, кто это. Буду вести себя как Эллен, как будто я из криминальной марсельской семьи. Да что там Марсель! Можно просто вспомнить родную деревню. Место, где в драке могут оторвать ухо, и это считается привычным делом, формирует человека. Как ни пытайся вытравить это из себя, оно где-то, да проявится».

– Только он не заряжен, если что, – предупредила Эллен.

Ирэн поднялась на свой этаж и обнаружила дверь приоткрытой.

– Так, парни! – громко сказала она. – Я сейчас спокойно зайду, и мы поговорим. У меня в руках пушка, и должна сказать, что я та еще психопаточка! Мой отец убил мою мать, и так появилась я! Так что могу начать палить в разные стороны. Вы же не хотите случайно остаться без бубенчиков, да?

Молчание.

– Ну все! Я захожу, – продолжила Ирэн.

– И правда, с пушкой, – лениво сказал уже знакомый Ирэн мужик в капюшоне.

Рядом стояли еще два парня. У Ирэн вспотели ладони, потому что точно такая же сцена уже была с ней совсем недавно: она и три злобных урода.