Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шерсти

Наступило долгое молчание, мужчины обжигали друг друга взглядами. Наконец О'Каллаган отвернулся. На лице появилось упрямое, обиженное выражение, и на него стало смешно и неприятно смотреть.

— А что такого с Джейн Харден? — спросил он.

— А то, что она медсестра в моей больнице. И долгое время ее счастье очень много для меня значило. Я просил ее руки. Она много раз мне отказывала. Сего-дня объяснила почему. Вы, судя по всему, воспользовались дружбой с ее отцом и их нынешним бедственным финансовым положением. Разыграли роль старого друга семьи и одновременно дамского угодника.

— Не представляю, о чем вы.

— Не лгите, О'Каллаган!

— Послушайте…

— Мне известны факты.

— Что за историю вам про меня наплели?

— Такую, что я кинулся сюда в ярости, какой прежде не испытывал. Я знаю все, что касается… вашей дружбы с ней. Вы, как я вижу, забавлялись. Терпеть не могу преувеличений, но полагаю, не будет преувеличением утверждать, что вы искалечили Джейн жизнь.

— Сентиментальная болтовня! — О'Каллагану не хватало воздуха. — Она современная женщина, и ей лучше знать, как проводить время.

— Чушь! — Филиппс побелел как мел, но продолжил ровным тоном: — Если под словами «современная женщина» вы понимаете «распущенная женщина», то должны сознавать, что это просто ложь. В ее жизни это единственный эпизод подобного рода. Она в вас влюбилась, а вы дали ей повод подумать, что отвечаете взаимностью.

— Ничего подобного! У меня не было никаких оснований считать, что она придает тому, что произошло, большее значение, чем я. Вы говорите, она в меня влюбилась? Если это так, я глубоко сожалею. Однако не думаю, что это правда. Чего она хочет? — О'Каллаган запнулся, на лице появилось испуганное выражение. — Она же не беременна?

— О нет. И у нее нет к вам претензий. Юридических претензий. А что такое моральные обязательства, это вам неизвестно.

— Я послал ей триста фунтов. Что еще ей надо?

— Я еле сдерживаюсь, чтобы не ударить вас, О'Каллаган. Поэтому будет лучше, если я уйду.

— Проваливайте. Чем вы недовольны? Не горите желанием на ней жениться? Существует другой выход. Дело нетрудное — у меня все получилось очень легко.

— Свинья! — взревел Джон Филиппс. — Боже… — Он осекся, его губы дрожали, но он взял себя в руки и заговорил спокойнее: — Держитесь от меня подальше. Предупреждаю: если представится возможность, я без колебания вас раздавлю.

Что-то в лице О'Каллагана заставило его прервать угрозы. Министр внутренних дел смотрел поверх него на дверь.

— Извините, сэр, — тихо проговорил Нэш и пересек комнату с подносом, на котором стояли бокалы и графин. Бесшумно поставив поднос, он сделал шаг к двери. — Будут еще приказания?

— Сэр Джон Филиппс нас покидает. Проводите его.

— Слушаюсь, сэр.

Врач круто повернулся и молча вышел из комнаты.

— Доброй ночи, Нэш, — произнес О'Каллаган.

— Доброй ночи, сэр, — тихо ответил дворецкий и, последовав за Филиппсом, закрыл за собой дверь.

Министр резко вскрикнул от боли, спотыкаясь, подошел к креслу и, опершись на подлокотник, согнулся пополам. Минуту или две он не мог пошевелиться, затем сел и налил себе виски. Его взгляд упал на порошки, которые принесла Рут. Дрожащей рукой он высыпал один из них в виски и проглотил вместе со спиртным.

Что последовало за сценой в доме

Четверг, одиннадцатое. После полудня

Министр внутренних дел немного помедлил и обвел взглядом зал. Море жутких, расплывающихся лиц. Они играли с ним все ту же шутку: сливались, как клетки под микроскопом, — затем одно из лиц выделялось, становилось четким и глядело на него. «Я осилю, — подумал он. — Всего один параграф». И поднял лист. Текст свивался и скручивался, словно в водовороте. О'Каллаган услышал собственный голос. Он, должно быть, выступал.

— В свете беспрецедентной пропаганды…

Они слишком шумят.

— Господин председатель…

Он поднял голову. А вот этого делать не следовало. Море лиц дрогнуло и быстро-быстро завертелось. Слабый голос, наверное, где-то на самой галерке произнес:

— Ему плохо…

Он не почувствовал, как повалился на стоящий перед ним стол. Не услышал выкрика с задних скамей: «Тебя сейчас так прихватит, что и думать забудешь про свой проклятый закон!»

— Кто его врач?

— Доктор Джон Филиппс. Они старинные приятели.

— Филиппс? Тот, что владеет частной клиникой на Брук-стрит?

— Понятия не имею.

— Надо позвонить леди О'Каллаган.

— Если хотите, я позвоню. Я с ней знаком.

— Он приходит в себя?

— Нет. Тилотли пошел вызывать «Скорую помощь».

— Тилотли здесь. Вы вызвали «Скорую помощь»?

— Врачи едут. Куда вы собираетесь его отправить?

— Кутберт позвонит его жене.

— Господи, он выглядит совсем плохо.

— Вы слышали, как тот тип крикнул с задних рядов?

— Да. Кто он такой?

— Не знаю. Послушайте, вы считаете, в этом есть нечто подозрительное?

— Вздор!

— Здесь доктор Уэндовер. Я и не знал, что он в парламенте.

Все отступили от О'Каллагана. Сквозь толпу протиснулся коренастый мужчина небольшого роста — коммунист от севера Англии — и опустился на колени.

— Откройте, пожалуйста, окна, — попросил он и расстегнул на О'Каллагане одежду.