Убийство в "Долине царей"

— Первая — в 12.00 за станцией «Таганская» у пивной палатки, вторая — в 14.00 у входа на Рогожский рынок, третью Ваня нам не назвал, но, судя по всему происшедшему, в четыре утра в Армянском переулке.

— И ни одного свидетеля? — спросил я. — Все-таки центр города.

— Только старик с собакой, который и обратил внимание на труп в машине, — сказал Поглощаев.

— Со счета никто не пытался снять деньги? — спросил я.

— Это невозможно без хозяина, — ответил Поглощаев и посмотрел на меня, как на профана. Впрочем, вполне заслуженно: у меня никогда не было чековой книжки.

— Мы думаем, что действовал одиночка, спивающийся, но еще помнящий светлое прошлое. И кое-что знающий, потому что осторожный. Может быть, опустившийся бывший милиционер. У них ведь сейчас поветрие — в преступники идти.

Я кивнул, показывая, что принимаю к сведению и разберусь. Делать какие-либо выводы вслух мне не хотелось, не дай Бог совсем примут меня за дубиноголового. Они и так уж, по-моему, сомневались в правильности выбора.

— Не могли бы вы проверить всех милиционеров района, уволенных в последние годы за провинности, превышение и несоответствие? — спросил Поглощаев.

— Милиция это уже сделала, — сказал я, — но, конечно же, лучше перепроверить. У них своя гордость. Я только не пойму, зачем было убивать бедного Шекельграббера? Не мог он в последний момент выкинуть какой-нибудь финт? Например, напугать вымогателя до смерти.

— Может быть, из-за угла неожиданно вышел прохожий и убийца принял его за засаду, — сказал Кашлин.

— В таком случае он дал бы стрекача, а не тратил время на бессмысленное убийство, — сказал я.

Наконец-то Поглощаев согласно кивнул, признавая правоту моего суждения.

— Хорошо, — сказал я, — версию с одиночкой я отработаю. Какие еще есть соображения?

Компаньоны переглянулись.

— Рэкет? — намекнул я.

— С ними мы еще в первый день договорились! — махнул рукой Поглощаев.

— Конкуренты?

— Невозможно. У нас ноу-хау, хоть и пятитысячелетней давности, на которое к тому же никто не претендует.

— Месть из ревности?

— Вообще-то любовница у него была, но она незамужняя. Да и чего ее ревновать? Дура из дур, — сказал Поглощаев тоном самца, которому самому хотелось, да не досталось. — Хотя были и другие, и много, но к ним он относился, как к одноразовым шприцам.

— Одного раза для ревнивца вполне достаточно. А темные делишки?

— Исключено. Все-таки в одном кабинете сидим. Мы бы почувствовали, если б он начал работать только на свой карман.

— Кто из ваших сотрудников был в курсе, что у Шекельграббера украли документы?

— Да, пожалуй, все, — сказал Кашлин. — Все ему сочувствовали.

— Можно посмотреть личные дела?

— Мы их не заводили. Мы же не оборонный завод, а похоронное бюро.

— Тогда я попрошу написать мне небольшое досье на каждого.

— Даже на нештатников? — спросил Кашлин.

— На всех, кто имеет хоть какое-то отношение к вашей фирме, — сказал я. — И обязательно укажите национальность и степень патриотических чувств.

— Зачем?

— Шекельграббер, Армянский переулок, синагога — все наводит на простую мысль: приехал какой-то, когда русским денег не хватает, — объяснил я.

— Если б все евреи были такие, как Ваня, от Израиля давно б мокрое место осталось, — сказал Кашлин. — К нам тут заходил один, предлагал на паритетных началах переправлять прах родственников на святую землю. Вот это еврей! Хотя рожа у него была совершенно рязанская.

— Еще мне нужен телефон его любовницы и записная книжка.

— Телефон — пожалуйста, а книжки нет. Можете забрать все визитные карточки, какие найдете в его столе.

— А где он жил?

— Снимал квартиру на юго-западе. Она опечатана, ключи в милиции.

— Он владел русским языком?

— Да, поскольку его жена так и не удосужилась выучить английский. Типичный случай русского хамства в чужой стране, — сказал Поглощаев. — Мне кажется, ее уровень — что-то среднее между продавщицей и кладовщицей, судя по рассказам Вани, то есть почти американский стандарт. Присосалась к нему, как клещ, а он, дурак, поверил всяким небылицам о русских женщинах, начитавшись Некрасова. Теперь вот его убили, а она не торопится…

— Как Шекельграббер с ней познакомился? Он жил прежде в Москве?

— Нет, она разошлась с первым мужем и ушла к Ване уже в Нью-Йорке, — сказал Кашлин. — Ребенок, по-моему, от первого брака, а может, и более ранний. От этой эмансипации женщины стали такие неразборчивые! Совсем потеряли стыд и голову. Готовы заводить детей чуть ли не после первого комплимента.

— Пока все, — сказал я и поднялся. — Загляну к вам завтра за досье на сотрудников. Если понадоблюсь срочно, то с пяти до семи меня обычно можно найти в одном из баров Дома журналистов.

— Вы журналист? — спросил Поглощаев напуганно.

Я покачал головой из стороны в сторону, дескать, и да, и нет.

Уже у двери я обернулся и спросил напрямик:

— Послушайте, для чего вам нужен убийца? Ведь Шекельграббера не воротишь. Учтите, самосуд я не допущу.

— Дело в том, — сказал Поглощаев, — что вчера в Сандуновских банях из моего пиджака украли портмоне с документами. Это может быть совпадением, но я не хочу рисковать.