Убийство в 'Долине царей'

-- Тебя только пистолет остановит, -- сказал мне Навыдов что-то вроде комплимента и стал делать Терентьевичу знаки, приглашая поговорить наедине.

-- Нам нечего скрывать, -- сказал Терентьевич. -- Говорите при всех.

Навыдов передал конверт.

-- Это загранпаспорта с визами, -- объяснил он скорее мне, чем своему шефу. -- И там же советский паспорт Марины Степановны со штампом, что ее брак считается недействительным.

-- Но ведь она еще позавчера была замужем! -- удивился я.

-- А вчера я ее развел.

-- Дорого, наверное, заплатили за спешность.

-- Не из твоего кошелька.

-- Где же взяли мужа?

-- Его согласия, как недееспособного, не потребовалось.

-- С вами не соскучишься, господа, -- сказал я. -- Только начнешь привыкать, что гражданка Размахаева замужем, а она уж опять по закону девица.

-- Кстати, Марина Степановна, я забыл вас спросить, -влез Навыдов, -- не хотите ли вернуть девичью фамилию?

-- Замолчите, идиот! -- закричала экс-Размахаева. -Господи, как вы мне все надоели! Дурак на подлеце, подлец на Дон-Кихоте, Дон-Кихот за компанию с человеком, от которого я прячусь с пятнадцати лет! Не поеду я ни в какую Югославию и женой вашей никогда не буду! Слышите, Терентьевич! Поставьте тапочки моего мужа на место и уходите!

-- Успокойтесь, -- сказал Терентьевич. -- Нельзя себя так вести.

Размахаева сорвала с его ног тапочки и демонстративно сунула в карманы халата.

Будь я на месте Эркюля Пуаро, немедленно заключил бы, что все дело именно в тапочках, что муж Размахаевой перед сумасшествием напитал их ядом, сотворив таким нехитрым образом тайну роковой женщины. Но я не любил Агату Кристи за обилие шаблонных романов и поэтому спросил:

-- Тапочки дороги вам как память?

Размахаева не слышала меня. Она повторила Терентьевичу:

-- Если вы порядочный человек -- немедленно оставьте мой дом. И забудьте меня. Может быть, вы и очень хороший, добрый, внимательный, но я вас не люблю. Вам со мной будет плохо, и мне будет плохо. Прощайте. А за развод спасибо, сама бы я вовек не собралась.

Навыдов с Терентьевичем ретировались, видимо, до лучшего расположения духа хозяйки, а Размахаева легла немного порыдать в подушку.

-- Все это очень забавно и интересно, если только не первоапрельский розыгрыш.

-- А вам что еще надо?

Я хотел сказать: тапочки примерить, может быть, я искомый золушок, -- но только пожал плечами.

-- Что надо? -- не унималась Размахаева. -- За деньгами пришли? Забирайте под расписку, -- она вытащила из-под кровати "дипломат".

Я открыл его и от удивления присвистнул:

-- Сколько тут?

-- Как сколько? Миллион.

-- Тот самый, что Шекельграббер должен был отдать за документы?

Теперь уже она посмотрела на меня, явно ничего не понимая.

-- Вы же сказали вчера Поглощаеву, что знаете убийцу Шекельграббера!

Я совсем растерялся. Из ее слов выходило, что, раз я знаю убийцу, я должен знать, что деньги именно у Размахаевой. Видимо, так она и объяснила себе мой приход.

-- Это был блеф. Я смотрел на реакцию Поглощаева, -пришлось хоть что-то ответить.

И тут же получил две оплеухи и истерику в виде безболезненного приложения. Хотел было ответить, но вспомнил, что из всего женского рода бил только подушку, и опустил руку.

-- Вы хуже подлеца, вы -- ничтожество! -- сказала она, очнувшись.

Вид мой и впрямь был как у оплеванного. Это я рассмотрел в зеркале.

-- Значит, Шекельграббер поехал выручать документы, оставив деньги у вас? Значит, он знал, что платить не придется?

-- Что мне с ними делать? -- Размахаева одновременно подтвердила мой вопрос и задала свой.

-- Не знаю. Верните вдове или потратьте: накупите свечек и замаливайте грехи во всех церквях мира.

-- Чьи грехи?

-- Не знаю.

-- А что вы знаете?

-- Сегодня я найду убийцу Шекельграббера.

-- Далеко ходить не надо.

Я оторопел:

-- Так это?..

Она засмеялась:

-- Вы полный кретин. Вам не сыщиком надо работать, у вас другое призвание.

-- Какое же?

-- Много есть профессий для ваших способностей и интеллекта. Дворник, например.

Я обиделся.

-- Ладно, еще увидимся, -- сказал и вышел...

На улице мне стало еще грустней от безысходности. Когда прохожая парочка бросила: "Мужчина, у вас вся спина белая, только под курткой не видно", -- я сухо ответил, что во времена тотального дефицита денег у простых людей праздник дураков ежедневно. Куда идти? -- думал я, кружа вокруг дома Размахаевой. Опрелин разговаривать не станет, Кашлин либо отшутится, либо посмеется надо мной; Поглощаев сам ни черта не знает, да еще я ляпнул, что нашел убийцу; остается мелкий пакостник Заклепкин и перетрусивший Горчицын. Ясно, как дважды два, что все дело в Размахаевой. Но кто лишил жизни Шекельграббера из-за нее? А может быть, и не из-за нее вовсе, но что она как-то тут вольно-невольно участвует -- это точно.

Я чувствовал себя учеником костоправа, не выдержавшим экзамен. В старину их профессионально признавали так: клали битый кувшин в горшок, а ученик должен был его собрать на ощупь.