Убийство в доме тетушки Леонии

— Ни для кого не секрет, что его положение в издательстве Мартен-Дюбуа стало весьма шатким после того, как он развелся с Матильдой. Он все поставил на это издание Пруста, и сейчас он в таком нервном напряжении, что его экзема стала сильнее, чем когда-либо. До такой степени, что…

— Спасибо, господин Вердайан. Закончим на этом. — Жан-Пьер Фушру поднялся так стремительно, что опрокинул стул. — Аджюдан Турнадр даст вам подписать ваши показания.

Уже в коридоре он бросил изумленной Лейле:

— Жизель Дамбер в опасности.

Оставшись одна в комнате после разговора с Филиппом Дефоржем, Жизель почувствовала себя настолько опустошенной, что против обыкновения не раздеваясь растянулась на кровати. Ей надо было подготовиться к последней схватке с полицией. Ее взгляд скользнул по свежим цветам в синей вазе, напоминающим те, что так часто изображала Ивонна на своих эмалях. Жизель даже не попыталась загнать мысли о сестре в глубины подсознания. Прежде чем готовиться к встрече с полицией, надо было до конца осознать то, что она узнала от сестры.

В течение часа Ивонна изливала ей душу, рассказывая о своем восхитительном любовнике и раскрывая изнанку своей семейной жизни.

— Ты не можешь себе представить, какая скука быть женой врача… Вечные ужины со старыми занудами, а они постоянно употребляют непонятные для простых смертных слова! И эти бесконечные путешествия…

— Я думала, что ты обожаешь путешествовать.

— Ну хорошо, я люблю путешествовать. Но когда ты видела пирамиды два раза, Нью-Йорк — пять или шесть и без счета — Токио, это приедается. К тому же, как ты знаешь, я не слишком способна к языкам. Я предпочитаю побыть одна в своей студии.

— А дети?

— Дети, дети… Дети вырастают. В конце концов, они не так уж во мне нуждаются: то школа, то катание на лыжах, то каникулы с бабушками-дедушками. И потом, есть Джейн, она займется ими в случае чего. Моя жизнь была так пуста до этого, ты не можешь себе представить.

Ее мечтательный взгляд заскользил по потолку, и она продолжила:

— Я слишком рано вышла замуж, вот в чем проблема. У меня не было времени как следует насладиться жизнью. Жак, конечно, очень мил, я его ни в чем не виню, но он не… понимаешь… не романтичный и не… гм… и потом, мы не слишком подходим друг другу. Физически, я имею в виду…

Жизель была слишком потрясена, чтобы вымолвить хоть слово. Она прекрасно помнила сплетенные пальцы Жака и Ивонны во время их помолвки, страстные взгляды, которые они не могли сдержать даже на людях, радость по поводу рождения детей. Если она и видела пару, казавшуюся счастливой, то это были Жак и Ивонна! Она собралась с силами и спросила:

— А тот, кого ты встретила, романтичный?

— Безумно, безумно.

И Ивонна пустилась в подробнейшие описания романтических деяний этого уникума, открывшего ей, что значит быть женщиной. «От Эммы Бовари до „Мари Клер“», — не могла не подумать Жизель, прервав воспоминания сестры, переходящие в порнографический рассказ, просьбой подвезти ее до «Старой мельницы», прежде чем отправиться в Париж. Погруженная в свои переживания, Ивонна не задала ни единого вопроса, прождала требуемые десять минут под прикрытием деревьев, надежно защищавших машину от любопытных взглядов постояльцев гостиницы. Она начала фразу с того самого места, где остановилась, когда Жизель, вернувшись, попросила ее бесшумно завести машину.

— Мы встретились три месяца, семь дней и… два часа тому назад, — произнесла она, бросив взгляд на циферблат золотых часов от «Тиффани» — подарок Жака на ее последний день рождения. — На конгрессе врачей в Вене, представь себе. Как подумаю, что я чуть не отказалась от этой поездки! Но к счастью, там была выставка Климта, и это решило дело. И там перед «Поцелуем» он поцеловал меня в первый раз…

— Следи за дорогой, — против воли пробормотала Жизель, когда ее сестра, слишком увлеченная воспоминаниями, опасно чиркнула по обочине плохо отремонтированного шоссе.

— Мы виделись так часто, как только было возможно, но я больше не хочу, я не могу больше жить без него, — сообщила Ивонна, резко крутанув руль влево, словно подтверждая свое решение.

— Ты и правда хочешь бросить Жака и детей?

— Для этого-то ты мне и нужна. Вначале я хочу пожить одна, понимаешь, в простой маленькой квартирке, всего три или четыре комнатки, где-нибудь в Латинском квартале, где он ко мне присоединится, как только сможет.

— Потому что он не свободен? — едва отважилась спросить Жизель.

— Он как раз подает на развод, — весело ответила Ивонна, как будто это было самое естественное в мире положение вещей. — Его жена — сущая мегера, ее интересуют только деньги…

«Ну разумеется», — подумала Жизель, перестав слушать банальности сестры. И включилась только когда Ивонна настойчиво повторила несколько раз: «сегодня вечером, сегодня вечером».

— Сегодня вечером я решила сообщить обо всем Жаку, но его неожиданно вызвали в больницу. В этом он весь, — с горечью добавила она.