А если они успели проведать, что я буду говорить вместо Хоуза, это тоже не могло их привлечь. Мои учёные проповеди не менее нудны. Боюсь, что приписать эту многолюдность религиозному рвению тоже нельзя.
Я решил, что все пришли поглядеть, кто ещё будет в церкви, и, возможно, немного посплетничать после службы.
Среди прихожан оказались Хэйдок, что было у него не в обычае, и Лоуренс Реддинг. К своему удивлению, я увидел рядом с Лоуренсом Хоуза, лицо у него было бледное, напряжённое. Была здесь и Анна Протеро — она всегда посещает вечернюю службу по воскресеньям, но на этот раз я не ожидал её увидеть. Гораздо более меня удивило присутствие Летиции. Воскресных утренних служб она не пропускала, полковник Протеро вменял это в обязанность домашним, но на вечерней службе я видел Летицию впервые.
Пришла и Глэдис Крэм, она выглядела вызывающе юной и пышущей здоровьем рядом с высохшими старыми девами; и, как мне показалось, в тёмном углу, куда она проскользнула перед самым началом, сидела миссис Лестрэндж.
Стоит ли упоминать, что миссис Прайс Ридли, мисс Хартнелл, мисс Уэзерби и мисс Марпл присутствовали в полном составе. Вся деревня, как один человек, явилась в церковь. Не припомню такого собрания в нашем приходе.
Толпа обладает странным свойством. В тот вечер атмосфера явно была насыщена магнетизмом, и первым это почувствовал я.
Как правило, я готовлюсь к проповеди заблаговременно. Я готовлю свои проповеди с превеликой тщательностью и ответственностью, но, увы, никто лучше меня не видит их недостатков.
В тот вечер по воле обстоятельств пришлось проповедовать ex tempore [экспромтом
Мне не пристало гордиться тем, что я сделал в тот вечер. Я всегда был серьёзным противником эмоций, всяких сектантских радений. Но в этот вечер я сыграл роль неистового, красноречивого проповедника.
Я очень чётко произнёс евангельскую тему проповеди:
Я увидел, как Гризельда в первом ряду подняла удивлённый взгляд, и Деннис последовал её примеру.
На минуту я задержал дыхание, а потом дал себе волю.
Все собравшиеся в тот вечер в церкви были и без того взвинчены, готовы к взрыву эмоций — было легко сыграть на их чувствах. И я играл. Я призвал грешников к раскаянию. Я взвинтил себя до какого-то дикого экстаза. Я то и дело выбрасывал вперед руку с указующим на грешника перстом и каждый раз сопровождал обличающий жест словами:
— Я обращаюсь к тебе!
И каждый раз в ответ на эти слова с разных сторон до меня доносился общий вздох, почти рыдание.
Чувства толпы — это нечто необъяснимое и ужасное.
Я закончил проповедь прекрасными, грозными словами, быть может, самыми грозными словами в Библии:
Это было недолговечное, странное вдохновение. Домой я вернулся прежним, бесцветным и неприметным человеком. Гризельда меня ждала. Она была немного бледна. Она взяла меня под руку.
— Лен, — сказала она, — ты сегодня был такой… беспощадный. Мне это не понравилось. Я никогда раньше не слышала такой проповеди.
— И думаю, что больше никогда и не услышишь, — сказал я, в изнеможении добираясь до дивана. Я чувствовал себя совершенно измученным.
— Что с тобой стряслось?
— На меня накатило безумие.
— О! А ничего такого, особенного, не было?
— Что значит — «ничего особенного»?
— Просто спросила, и всё. Ты человек непредсказуемый, Лен. Мне всегда кажется, что я тебя совсем не знаю.
Мы сели за стол. Ужин был холодный ввиду отсутствия Мэри.
— Тебе письмо в холле лежит, — сказала Гризельда. — Деннис, принеси, пожалуйста.
Деннис, не проронивший ни слова за весь вечер, молча пошёл за письмом.
Я взглянул на письмо и невольно застонал. В левом верхнем углу было написано:
— Это, несомненно, от мисс Марпл, — сказал я. — Больше не от кого.
Моё предположение оправдалось.