— Да всего ведь и не упомнишь, сэр. Все одно и то же. Раз или два он сказал: «Не верю». Вот так: «Мало ли что Хэйдок говорит, а я не верю».
— Так он и сказал: «Мало ли что Хэйдок говорит»?
— Да, так и сказал. И еще сказал, что все это — заговор.
— А ты совсем не слышала, что говорила леди?
— Только в самом конце. Наверное, она встала и подошла поближе к окну. И я слышала, что она сказала. У меня вся кровь застыла, ей-богу. Никогда этого не забуду.
Лоуренс задумался. Он пытался сообразить, насколько можно верить рассказу Глэдис. Она не врала, но он подозревал, что рассказ был сильно приукрашен и отшлифован после убийства. Особенно он сомневался в том, что она точно передала последнюю фразу. Он опасался, что своим появлением на свет эта фраза обязана совершившемуся убийству.
Он поблагодарил Глэдис, поблагодарил ее как положено, уверил, что никто не расскажет о ее проступках миссис Пратт, и покинул Старую Усадьбу. Ему было над чем поразмыслить.
Ясно было одно: беседа полковника Протеро с миссис Лестрэндж носила отнюдь не мирный характер, и он боялся, что об этом узнает его жена.
Я вспомнил о церковном старосте, о котором рассказывала мисс Марпл, — о его двойной жизни. Не было ли тут чего-нибудь подобного?
Мне еще больше хотелось знать, причем тут Хэйдок? Он избавил миссис Лестрэндж от необходимости давать показания на следствии. Он сделал все, от него зависящее, чтобы защитить ее от полиции.
Насколько далеко мог он зайти в своем стремлении ее выгородить?
Предположим, что он подозревал в ней убийцу, стал бы он, несмотря на это, защищать ее до конца?
Эта необыкновенная женщина обладала поразительным, неотразимым обаянием. Я сам всеми силами противился даже мысли о том, что она могла совершить преступление.
Что-то в моей душе утверждало: «Она на это не способна!»
А бесенок в моем мозгу возражал: «И только потому, что она на редкость красивая и привлекательная женщина. Вот и все!»
Как сказала бы мисс Марпл, такова уж человеческая натура.
Глава 20
Возвратившись домой, я оказался в самом центре домашней трагедии.
Гризельда выбежала в холл со слезами на глазах, увлекла меня в гостиную и сказала:
— Она уходит.
— Кто уходит?
— Мэри. Она уже предупредила.
Честно говоря, я не видел в этом сообщении ничего ужасного.
— Что ж, — сказал я, — придется нанять другую прислугу.
По-моему, это был совершенно естественный ход мыслей. Когда одна прислуга уходит, вы нанимаете другую. Я не понимал, почему Гризельда смотрит на меня так укоризненно.
— Лен, ты — бессердечное существо. Тебе
Вот этого я бы не сказал. Напротив, я чувствовал, что сердце у меня встрепенулось от радости при мысли о том, что кончится эра подгорелых пудингов и недоваренных овощей.
— Мне придется искать девушку, пока ее еще найдешь, а потом надо ее вышколить, — сказала Гризельда, и в ее голосе слышалась острая жалость к своей горькой участи.
— А разве Мэри вышколена? — спросил я.
— Ну конечно!
— Тогда, наверное, — предположил я, — кто-нибудь услышал, как она то и дело вежливо говорит «сэр» или «мадам», и тут же решил похитить у нас сей образец для всех служанок. Мне только остается сказать, что их ждет разочарование.
— Да не в том дело, — сказала Гризельда. — Никому она пока не нужна. И никто ее у нас никогда не переманит, не бойся. Дело в ее оскорбленных чувствах. Она очень близко приняла к сердцу, когда Летиция Протеро сказала, что она плохо вытирает пыль.
Гризельда часто поражает меня неожиданными заявлениями, но это оказалось настолько неожиданным, что я даже усомнился в его истинности. Ничто на свете не заставит меня поверить, что Летиция Протеро снизошла до того, чтобы входить в наши домашние дела и попрекать нашу служанку за неряшливость. Это было совершенно не в духе Летиции, так я и сказал Гризельде.
— Не усматриваю ни малейшей связи между Летицией Протеро и нашей пылью, — сказал я.
— И я тоже, — сказала моя жена. — Это вопиющая нелепость. Пожалуйста, поговори с Мэри сам. Она на кухне.
Мне вовсе не хотелось беседовать с Мэри на эту тему, но Гризельда — она удивительно энергична и порывиста — буквально втолкнула меня в кухню, прежде чем я успел взбунтоваться.
Мэри чистила картофель над раковиной.
— Э-э — добрый день, — неуверенно сказал я.
Мэри взглянула на меня и фыркнула носом, иного ответа я от нее не дождался.
— Миссис Клемент сказала мне, что вы выразили желание нас покинуть.
На это обращение Мэри соблаговолила ответить.
— Бывает такое, — сказала она угрюмо, — что порядочная девушка этого нипочем не потерпит.
— Не скажете ли вы мне, что собственно вас так огорчило?