Убийство в доме викария

Я принял приглашение. Коттедж, «Маленькая калитка», принадлежал раньше полковнику, служившему в Индии, и я поневоле почувствовал облегчение, увидев, что медные столики и бирманские идолы исчезли. Теперь домик был обставлен просто, но с самым изысканным вкусом. В нем воцарился дух гармонии и покоя.

Но я никак не мог взять в толк, что привело такую женщину, как миссис Лестрэндж, в Сент Мэри Мид. Этот вопрос с каждым днем мучил меня все больше. Она была светской женщиной до мозга костей и тем не менее решилась похоронить себя в нашей деревенской глуши.

При ясном свете, озарявшем гостиную, я смог впервые рассмотреть ее как следует.

Она была очень высокого роста. Волосы золотистые, с рыжеватым оттенком. Брови и ресницы были у нее темные — то ли от природы, то ли подкрашены — я не мог судить. Если она и подкрашивала их слегка, как мне показалось, то делала это артистически. В ее лице, когда оно было спокойно, было что-то от Сфинкса, а глаза у нее были совершенно необыкновенные, я ни у кого таких не видел — они казались почти золотыми.

Она была одета безукоризненно и держалась с непринужденностью, обнаруживавшей отличное воспитание, но все же в ней сквозило что-то, не совпадавшее с этим образом, и это меня смущало. Сразу чувствовалось, что она окружена тайной. Мне вспомнилось слово, которое сказала Гризельда: роковая . Глупость, конечно, — и все же — так ли уж это глупо? Мне пришла в голову непрошеная мысль: «Эта женщина ни перед чем не остановится».

Мы беседовали о самых обычных вещах — о картинах, книгах, старых соборах. Но я никак не мог отделаться от ощущения, что миссис Лестрэндж хотела сказать мне что-то еще — что-то совсем иное.

Несколько раз я ловил ее взгляд, устремленный на меня со странной нерешительностью, как будто она никак не могла собраться с духом и решиться на что-то. Она старалась вести беседу только на отвлеченные темы. Ни разу не упомянула мужа, друзей или родных. Но из ее глаз ни на минуту не исчезало странное выражение, словно мольба о помощи. Казалось, ее глаза вопрошают: «Можно ли вам все сказать? Я так этого хочу. Неужели вы не поможете мне?»

Но это выражение постепенно угасло — быть может, я просто вообразил себе все это. Я почувствовал, что мной начинают тяготиться. Встал и распрощался. Выходя из комнаты, я оглянулся и поймал ее пристальный, недоуменный, мучительный взгляд. Повинуясь внезапному наитию, я вернулся:

— Если я могу вам чем-то помочь…

Она нерешительно проговорила:

— Вы очень добры…

Мы оба смолкли. Потом она сказала:

— Я сама не знаю. Это очень сложно. Нет, я думаю, что мне уже никто не поможет. Но благодарю вас за доброе намерение.

Видимо, она приняла окончательное решение, и мне оставалось только одно — уйти. Но, уходя, я не мог отделаться от сомнений. Мы здесь, в Сент Мэри Мид, не привыкли к роковым тайнам.

В подтверждение тому я подвергся нападению, едва успел затворить калитку. Мисс Хартнелл умеет мастерски налетать на вас и отрезать все пути к отступлению.

— Я вас видела! — возопила она с тяжеловесной игривостью. — И я просто вне себя от любопытства. Теперь-то вы нам все откроете!

— О чем это?

— О загадочной особе! Она вдова, или у нее есть муж?

— Простите, ничего не могу сказать. Она мне не говорила.

— Что за странность! Она непременно должна была об этом упомянуть, хотя бы ненароком. Можно подумать, будто что-то заставляет ее молчать, вам не кажется?

— Честно говоря, нет.

— Ах! Но милая мисс Марпл верно сказала, что вы человек не от мира сего, дорогой викарий. Скажите, а с доктором Хэйдоком она давно знакома?

— Она об этом не говорила, и я не могу сказать.

— Вот как? А о чем же вы вообще разговаривали, если не секрет?

— О картинах, музыке, книгах, — честно перечислил я.

Мисс Хартнелл, для которой темы разговора ограничиваются перемыванием чужих косточек, взглянула на меня подозрительно и недоверчиво. Пока она собиралась с мыслями, я воспользовался временным преимуществом, пожелал ей доброй ночи и быстро зашагал прочь.

Я навестил прихожан в деревне и вернулся домой через садовую калитку, пробравшись мимо опасной засады, которая могла поджидать меня в саду мисс Марпл, хотя и не представлял себе, как до нее могли бы дойти новости о моем посещении миссис Лестрэндж — это было выше человеческих возможностей.

Запирая калитку, я подумал, что надо бы заглянуть в сарайчик, который использовал молодой Лоуренс Реддинг за неимением мастерской, и поглядеть своими глазами на портрет Гризельды.

Я не мог себе представить, что в мастерской кто-то есть. Оттуда не доносилось ни звука, а мои шаги по траве были бесшумны.

Я открыл дверь и застыл на пороге, совершенно огорошенный. В мастерской оказались двое: мужчина, обняв женщину, страстно ее целовал.

Эти двое были художник Лоуренс Реддинг и миссис Протеро.