Пока он разглядывал Шулу, в конце дорожки появилась Гута. Губы ее были сжаты, вокруг рта собрались морщинки. Моше знал, что время близится к двум часам, поскольку Гута шла в столовую, а раньше управиться на молочной ферме она бы не смогла.
— Другими словами, — заговорила Шула, — через три недели мне потребуется два раза привлекать народ на помощь, а как это сделать, я ума не приложу. На фабрике не хотят туда послать детей, поэтому я просто не знаю, как обойдусь без наемных рабочих.
— Хорошо, поговорим об этом вечером, — прервал ее Моше, скрывая собственное нетерпение. — Я появлюсь, когда уложим детей спать.
— Значит, ты придешь? В какое время примерно?
— Я же сказал: когда уложим детей.
— Значит, около десяти?
— Или раньше, — пообещал Моше.
В четыре часа Джоджо сказал:
— Давай все отложим. С минуты на минуту появятся дети.
Наконец Моше решился:
— Мусор на свалке сжигают завтра. Пойдем сегодня и поищем бутылочку.
— Ничего мы не найдем, — сказал Джоджо. — Как можно хоть что-нибудь найти в такой куче мусора?
— А вдруг повезет, — со вздохом произнес Моше. — Может, и не найдем, но уж точно ничего не потеряем. Металлическую бутылочку не так-то легко сжечь.
— Пешком или на велосипеде? — спросил Джоджо. — Или, может, машину возьмем?
— Возьмем машину, а то уже поздно, — ответил Моше.
Они подъехали к большой пустой площадке, над которой стелился дым.
— Что происходит? Почему они сжигают мусор сегодня? — с тревогой спросил Моше.
— Не знаю, — сказал Джоджо, — сегодня понедельник. Может, они решили сжечь все сегодня, чтобы не заниматься этим в День детей. Теперь уж точно нет смысла искать. Или ты думаешь, что мы все равно найдем эту бутылочку?
— Тот, кто это совершил, был уверен, что причиной смерти посчитают пневмонию, и решил, что лучший способ избавиться от бутылочки — это бросить ее в мусорный ящик. И если он бросил ее в мусорный ящик около столовой или в другом месте, то она обязательно должна оказаться на свалке.
— Ковыряться на такой жаре, да еще в этом дыму… — недовольно бормотал Джоджо. Он обливался потом и страдал от запаха горелой резины. Они взяли валявшиеся рядом вилы и стали ворошить мусор в надежде, что никто не застанет их за этим занятием.
Не успел Джоджо посетовать, что уже два дня не виделся со своими детьми, как вдруг раздался спокойный голос Моше:
— Вот она! — Из мусора вывалилась серебристая бутылочка, которая даже не успела обгореть. Джоджо молча смотрел. — Она действительно здесь, — сказал Моше. — Знаешь, что меня поражает? Я предполагал, что она здесь, — и она здесь и оказалась. Я словно проник в голову преступника. — Джоджо стоял рядом, не говоря ни слова. Дыхание его стало частым. Наконец они оба сели на твердую землю рядом со свалкой.
— Что нам теперь делать? — шепотом спросил Джоджо, но Моше не ответил. Он последним усилием воли старался не задохнуться. В глазах его все стало расплываться. Голос Джоджо все время повторял: «Что нам теперь делать?» — но доносился он откуда-то издалека. В ушах его стоял звон. Джоджо снял очки и положил их на землю рядом с собой: — Это кто-то из наших. Кто-то, кто знает, когда вывозят мусор и все такое. И других вариантов у нас нет.
Моше не мог произнести ни слова. Он чувствовал, как по его спине тек пот, руки стали липкими. Тут он понял, что сидит на муравейнике. Стройные ряды муравьев устремлялись к нему. У него хватило сил встать и дойти до бутылочки. Пробки на ней не было, а сама бутылочка была пуста.
— Сколько в ней было? — спросил Джоджо, словно читая его мысли.
— Не знаю, — ответил Моше, — это была последняя оставшаяся бутылочка. Срулке говорил, что она почти пуста и что я должен привезти ему еще одну из Тель-Авива. Жидкость нужна была ему для ухода за цветами. Я хорошо знаю Срулке, поэтому он мог заговорить со мной об этом, когда открыл бутылочку, потому что не любил, когда у него что-нибудь заканчивалось.
— Предположим, что она была полной, — сказал, вставая, Джоджо. — На что ушло содержимое, если сама бутылка оказалась на свалке?
— Есть две возможности, — ответил Моше, глядя куда-то вдаль, — кто-то выкинул бутылку, когда в ней еще что-то было, или перелил содержимое в другую посуду. Но нас просили найти бутылочку, а не развивать теории для полиции.
— Моше, — сказал Джоджо, — ты хоть понимаешь, о чем я спрашиваю? Если где-то остался яд, то его можно использовать еще раз.
— А что я могу сделать? — В его голосе звучало раздражение. — Арестовать весь кибуц? Созвать общее собрание? Может, ты знаешь, что нужно делать?
— Эли Реймер на переподготовке в армии. У нас ни врача, ни медсестры. — В голосе Джоджо звучала паника.
— Медсестра будет. Завтра приезжает какая-то, с потрясающими рекомендациями…
— С ней нужно переговорить. Мы должны подготовиться, — сказал Джоджо.
— Я не могу так жить, никому не доверяя. Говорю тебе, что это выше моих сил. А когда я вспоминаю об Оснат, мне самому хочется умереть. Я уже ничего не понимаю. Силюсь и не могу понять. — И Моше закрыл лицо руками.