Убийство в Миддл-темпл. Тайны Райчестера

– Да, он занимался экспортной торговлей. Тут нет никаких секретов, мистер Спарго. Продавал товары в Англию и Францию: кожу, шкуры, шерсть, фрукты, вяленое мясо. На этом и сделал состояние.

– И вы не знаете, как долго он находился в Аргентине до того, как вы родились?

– Нет.

– Он приехал в Америку женатым?

– Нет, нет. Это мы как раз знаем. Отец рассказывал нам о своей женитьбе, это была романтичная история. Отец плыл из Англии в Буэнос-Айрес и встретил на корабле одну молодую леди. Она, по его словам, была чем-то похожа на него: у нее тоже не было ни родственников, ни друзей. Она собиралась устроиться в Аргентине гувернанткой. Они полюбили друг друга и поженились почти сразу по приезде в Буэнос-Айрес.

– А потом ваша мать умерла?

– Мама умерла, когда мне было восемь, а Джесси – шесть.

– И вскоре вы переехали в Англию?

– Да, через два года.

– Значит, вы прожили в Англии десять лет. И больше ничего не знаете о прошлом отца?

– Нет.

– Судя по вашим словам, во время отъезда в Аргентину вашему отцу было около сорока лет. Все это время он должен был чем-то заниматься, как-то строить свою жизнь. И вы никогда не слышали, чтобы он упоминал о своей ранней юности, о детстве? Рассказывал о старых добрых временах?

– Я никогда не слышала от него ни о чем, что происходило до его женитьбы, – произнесла Эвелин.

– Однажды я спросила его о детстве, – добавила Джесси. – Он ответил, что это было трудное время, о котором не хочет вспоминать. И больше я его не спрашивала.

– Иными словами, вы ничего не знаете о жизни, о семье и о делах вашего отца, кроме того, что видели собственными глазами?

– Да, – кивнула Эвелин.

– В таком случае, как я уже говорил вашей сестре, публика подумает, будто у вашего отца была какая-то мрачная тайна, которую знал Марбери, и он совершил убийство, чтобы заставить его замолчать. Хотя сам я так не считаю. Уверен, он не только невиновен в преступлении, но и знает о нем не больше, чем новорожденный ребенок. И я сделаю все возможное, чтобы найти настоящего убийцу. Кстати, поскольку завтра все равно прочитаете об этом в утреннем выпуске «Наблюдателя», я скажу вам, кто такой Марбери. Он…

Дверь отворилась, и в комнату вошел Роналд Бретон. Увидев двух сестер, он покачал головой.

– Так и думал, что найду вас здесь, – произнес Бретон. – Джесси говорила, что хочет с вами увидеться. Но я не представляю, что можно сделать, Спарго, – вам или вашей газете, будь она даже самой влиятельной в мире. Говоря по правде, дела плохие. Мистер Эйлмор – я только что от него, мы просидели у него час вместе с его адвокатом, Страттоном, – по-прежнему упрямится и наотрез отказывается говорить о Марбери. Чем вы можете ему помочь, Спарго, если он явно умалчивает о том, что ему известно?

– По крайней мере, мы расскажем ему кое-что о Джоне Марбери. Мистер Эйлмор, видимо, забыл, что заглянуть в прошлое не так уж трудно, как ему казалось. Я как раз говорил этим дамам, что мне удалось выяснить, кто такой Марбери.

Бретон вздрогнул.

– Вы узнали о Марбери? – воскликнул он. – И это достоверно?

– Да. Марбери – бывший заключенный.

Спарго проследил за тем, какой эффект произвели эти слова. Обе девушки отнеслись к ним без удивления и любопытства: с тем же успехом он мог бы заявить, что Марбери был известным музыкантом. Но Роналд Бретон снова вздрогнул, и журналисту показалось, будто в его глазах мелькнуло подозрение.

– Марбери – бывший заключенный? Вы серьезно?

– Читайте завтрашний «Наблюдатель», – усмехнулся Спарго. – Там вы найдете полный отчет – я собираюсь написать его после вашего ухода. Будет очень интересно, обещаю.

Эвелин и Джесси поняли его намек и направились к двери. Журналист проводил их, еще раз заверив, что считает их отца невиновным и постарается найти настоящего преступника. Роналд Бретон вышел вместе с ними и посадил дам в такси, но через минуту вернулся к Спарго – как тот и ожидал. Адвокат плотно закрыл за собой дверь и повернулся к нему с озабоченным видом.

– Неужели это правда? – спросил он. – Марбери сидел в тюрьме?

– Да. Я знаю это так же твердо, как то, что вы стоите в этой комнате. На самом деле Марбери – это Джон Мэйтленд, управляющий банком в Маркет-Милкастере, который в 1891 году получил десятилетний срок за растрату денег.

– Как раз в то время, когда Эйлмор, по его словам, с ним познакомился?

– Вот именно. И меня удивляет, – добавил Спарго, торопливо сев за стол и набрасывая в блокноте какие-то заметки, – почему Эйлмор говорил, что встретился с ним в Лондоне. Он ведь так сказал?

– Да, – кивнул Бретон. – В Лондоне.

– Странно. Мэйтленд никогда не бывал в Лондоне, по крайней мере до своего суда, а когда вышел из тюрьмы, Эйлмор давно уехал в Южную Америку. Послушайте, Бретон, у вас есть доступ к Эйлмору? Вы сможете попасть к нему, например, завтра, до того, как его отвезут на Бау-стрит?

– Конечно. Я могу зайти к нему вместе с его адвокатом.