Убийство в Невском переулке

Что ж, следствие по делу убийства господина Левовского приобретает не частный, а совсем другой характер — государственный, и оно напрямую связано с появлением фальшивых ассигнаций. Клубочек катится, как в детской сказке, указывая путь к дальнейшим действиям. Ох как не прост оказался Сергей Иванович, ох как не прост! Неужели такое задумано было еще на заре его чиновничьей карьеры? Путилин был поражен, даже не поражен, а у него не находилось слов для описания открывшейся ему картины. Кажется, в каждом тихом омуте обитает свой черт — жадность, стяжательство, предательство скрывались за маской добропорядочности.

Путилину не давала покоя одна мысль: как бумажник убитого оказался в квартире Микушина? Если подбросил преступник, то с какой целью? Алексей был влюблен в Марью Николаевну и всеми способами стремился расстроить этот брак. Он следил за Левовским, пытаясь узнать о нем что-то нелицеприятное, но его заметил незнакомец. Тогда получается, что они видели в момент совершения злодеяния друг друга. Убийца узнал Микушина, а тот запомнил лицо. Но почему оставил студента в живых? Ведь сыскная полиция могла и не найти его, тогда бумажник терял роль улики. Получается, сам Алексей взял его у убитого, но зачем? А орудие убийства, заказанное совсем другим человеком? Неужели и он замешан в это дело? Сплошная несуразица.

Василий Михайлович походкой, выработанной за годы кадетства и военной службы, удалился в сторону Невского, поправляя на ходу шапку. Путилин направился в обратную сторону к отделению, чтобы ознакомиться с происшествиями в столице за день. Город большой, каждый день кто-то приезжает со всех концов бесчисленных губерний, кто-то его покидает. На окраинах селится подозрительный люд, появляются новые притоны. Сыскные агенты стараются их закрывать, но на их месте тут же появляются новые. Вот так и идет непримиримая борьба с переменным успехом: то сыскное берет верх, то разбойничья «вольница»…

После просмотра книги происшествий Путилина ждал увлекательный вояж по местам, где останавливался Фома Тимофеевич Ильин с приметной бровью или без оной, и от этого обстоятельства будет зависеть, останется он в числе подозреваемых, к тому же одним из главных, или нет.

В обычные годы в канун новогоднего праздника люди становятся беспечнее, а всякое жулье начинает пользоваться беззаботным положением, и число обманутых чередой тянется к нам, мол, господа хорошие, помогите. А что сыскным? Вот то-то и оно… Это их служба, и поставлены они на страже закона.

Дежурный чиновник доложил, что Путилина никто не спрашивал, и ознакомил со списком происшествий, большинством которых занимались частные приставы и судебные следователи на своих участках, так что пока они не связывали руки в ведущемся расследовании, по крайней мере до завтрашнего дня, а там один Господь знает, какие испытания приготовлены. Чиновнику Путилин приказал, что если появятся Соловьев и Жуков, передать им: нужда в поиске студента Микушина отпала.

Перед Путилиным лежало два адреса: гостиница, в которой останавливался Ильин в прошлые годы, и последний — квартира, как он понял, в доходном доме, снятая на длительный срок, иначе Фома Тимофеевич не смог бы там постоянно останавливаться. Хозяин не стал бы ждать своего постояльца без должной денежной оплаты.

«Начну-ка я с гостиницы, — рассудил Иван Дмитриевич, — там много добровольных помощников из горничных и других служащих».

Гостиница господина Брюмера находилась на пересечении Вознесенского проспекта и Садовой улицы. Трехэтажное желтое здание с белой окантовкой по периметру окон было ничем не примечательно, если только тем, что с двадцатых годов в нем находилась гостиница для невзыскательной публики с довольно-таки дешевыми, но исключительно уютными нумерами. Возле входной двери прохаживался в черной одежде привратник, вышедший подышать воздухом.

— Здравия желаю, Иван Дмитрич, — произнес он, вытянувшись, как заправский солдат после долгой муштры.

— Степан, — Путилин узнал человека, который когда-то помог в деле кражи на третьем этаже гостиницы, — как здоровье? Вижу, время тебя не берет.

— Так точно, не берет, — он хитро улыбнулся и, понизив голос, добавил: — Какие мои годы.

— Ты сколько при гостинице?

— Да лет двадцать, почитай.

— Значит, ты мне можешь помочь. Скажи, ты не припомнишь человека, который в течение нескольких лет останавливался здесь?

— Почему бы не припомнить.

— Мужчина лет тридцати пяти, круглое лицо, пышные усы и рассеченная вот так бровь, — Путилин показал на своем лице.

Степан замолчал надолго, и начало казаться, что он лишился языка, решив его проглотить.

— Так вспоминаешь?

— Иван Дмитрич, ей-богу, — он перекрестился, — не припомню такого. Рад был бы помочь.

— Скажи, управляющий на месте?

— А где ж ему быть, пока каждую бумажку не проверит, спать не уходит.