Убийство в Невском переулке

— Вот так прочтешь служебный формуляр, и кажется, что человеку только крыльев ангельских не хватает, пока не начнешь копать глубже, а там… Господи, до чего же человеку нравится скрывать свое нутро под шелухой золотой патины, притворяясь добропорядочным, пряча за приветливой улыбкой тщеславие, алчность и предательство, — невольно вырвалось у начальника сыска.

— Иван Дмитриевич, вы не правы, господин Анисимов, согласно документам, выехал за границу пятого августа.

— Даже так?

— Так точно.

— Но…

— Вот я и думаю — гадаю, Петр ли Глебович выехал или некто с его паспортом?

— Очередная загадка.

— Разгадаем, — на усталом лице появилась озорная улыбка. — Не такое ж распутывали, а, Иван Дмитриевич?

— Сомнения исключены.

Беседу прервал дежурный чиновник.

— Иван Дмитриевич, тут к вам рвется некий Самойлов.

— Какое у него дело?

— Только вам расскажет, но настаивает, что исключительной важности.

— Хорошо, проси.

В кабинет прямо-таки ввалился вальяжный купец в бобровой шубе, сжимая меховую шапку в руке. Если бы не штабс-капитан, то он грохнулся бы на колени.

— Иван Митрич, не признаете? Васька я, Самойлов, — он указал рукой на себя.

Кого-то он напомнил Путилину, но, увы, в памяти лицо не всплывало.

— Иван Митрич, пять лет тому я чуть было не очутился в арестантской, вы помогли, Иван Митрич, неужели не помните?

Что-то стало всплывать. Самойлов Васька, ну да, тогда он по простоте душевной с дурной компанией связался и чуть было не угодил на каторгу, Путилин ему поверил.

— Ну да, через ваши руки столько нашего брата проходит…

— Вспомнил я тебя, вспомнил, дело на Стремянной.

— Воистину вспомнили, вы мне поверили, — он постучал по груди, — когда и веры мне не было, целковый на дорогу дали, так вот с того рубля мое богатство и пошло. Приехал, купил товару, и в деревню, там обменял на тот, что в городе нужен, и туда, так и капитал скопил, лавки открыл. Все от вашего доверия, вот приехал, гостинец привез, а мне тот господин, что у входа, все твердит «не велено да не велено», я ж от всего сердца.

— Успокойся, Василий, за гостинец спасибо, но чиновник правильно говорит, нельзя нам. Вот ты и так подарок сделал — не стал злодеем, это ли не награда нашему служению.

— Так-то оно так, но не по-христиански как-то.

Едва выпроводили непрошеного гостя, которого от чувств так и распирало. Но, как ни говори, приятные моменты украшают трудные дни. — На чем, Василий Михайлович, нас прервал этот… — Путилин указал жестом на дверь, — надеюсь, хороший человек?

— Об Анисимове мы говорили, — напомнил штабс-капитан.

— Да, да, Анисимов. Вы говорили, он ли уехал лечиться, так?

— Совершенно верно.

— На чем основано ваше подозрение?

— Иван Дмитриевич, посудите сами: если Петр Глебович участвует в деле печатания «золотого тельца», то он не мог покинуть пределы России в столь ответственный час. Дом он сдал на время отпуска семье с тремя детьми, глава — чиновник из департамента уделов. Невзирая на этот факт, я думаю, он либо в столице, либо в имении.

— Пожалуй, с вами соглашусь.

— Напомните, когда продал имение Левовский Анисимову?

— В июне этого года.

— Сразу же после прихода типографских машин?

— Нет, до прихода их из Германии.

— Я понимаю это так, что подготовка шла давно.

— Мне тоже так кажется.

— Тогда самое время посетить Новоладожский уезд, если не ошибаюсь, деревню Вымово.

— Именно так.

— Когда вы собираетесь выезжать?

— Завтра утром.

— Возьмите в попутчики Жукова, он может там вам пригодиться.

— Я того же мнения, — Василий Михайлович не кривил душой, а произнес искренним тоном.

— Тогда не смею задерживать.

Штабс-капитан удалился, дробный стук подкованных каблуков стих за дверью.

Глава двадцать четвертая Мчите, кони, мои кони…

ВЫЕХАЛИ НЕ ТО чтобы засветло, но хоть глаз выколи. Штабс-капитан еще с вечера предупредил Михаила: «Выезжаем в пятом часу». Жуков хотел было возмутиться, но осекся под пристальным взглядом. Опять ни свет ни заря поднимайся, когда самый сладкий сон, и по декабрьскому морозу навстречу неизвестности.

Сто верст пролетели не в одно мгновение, но довольно быстро. Дорога оказалась не завалена снегом. Было видно, что по ней в столицу идут обозы, то с сеном, то с мясом, то с овсом, то с пшеницей. Город, как огромный зверь, прятал в своем чреве все, словно не мог насытить бездонный желудок. Вот поэтому нагруженные сани то и дело попадались по пути.

Миша, уткнув нос в воротник тулупа, дремал все сто верст, намереваясь наверстать сном ранний подъем.

Поначалу Василий Михайлович строил планы на следственные действия, которые необходимо обязательно провести в уезде, потом же, как и его попутчик, убаюканный монотонным движением, начал бороться со сном, но проиграл сражение, открывая на миг осоловелые глаза, чтобы вновь оказаться в объятиях Морфея.

Двухэтажное, ничем не примечательное здание полицейского управления из красного кирпича с железной, крашенной в черный цвет крышей находилось на центральной улице, носившей уже почти сто лет название Новой. Напротив находилась уездная управа с вычурными литыми перилами парадного входа.