И он удалил всех, за исключением бригадира и графского лакея, который должен был служить проводником.
Пошли.
По всей лестнице виднелись капли крови. Кровь была также и на перилах лестницы, так что мэр Куртуа вдруг почувствовал ужас, когда испачкал ею руки.
На площадке первого этажа мэр спросил лакея:
— Скажите пожалуйста, ваши господа спали вместе?
— Да, сударь, — отвечал лакей.
— Где их спальня?
— Вот здесь, сударь.
И в эту же минуту лакей в ужасе остановился, указав на отпечаток кровавой руки на филенке двери.
Капли пота выступили на лбу бедного мэра. Бригадир — этот старый, еще крымский солдат — тоже, видимо, был взволнован. Один только отец Планта был спокоен, точно у себя в саду, и хранил хладнокровие.
— Надо решаться, — сказал он.
И он вошел в двери. Остальные последовали за ним.
Комната, в которую они вошли, не представляла собой ничего необычного. Это был будуар, обтянутый голубым сатином, с такого же цвета диваном и четырьмя мягкими креслами. Одно из кресел было опрокинуто.
Вошли в спальню.
В этой комнате был ужасный беспорядок. Не было ни одного предмета мебели, ни одной безделушки, которые не несли бы на себе следы тяжкой, свирепой, беспощадной борьбы между убийцами и жертвами.
Посередине комнаты лежал перевернутый маленький полированный стол, и вокруг него рассыпаны кусочки сахара, чайные ложки, осколки фарфора.
— Барин с барыней пили чай, — воскликнул лакей, — когда к ним проникли злодеи!
Все безделушки, стоявшие на камине, были сброшены на пол. Стрелки упавших часов остановились на 3 часах 20 минутах. Рядом с часами валялись лампы. Резервуары их оказались разбиты, и керосин из них вытек.
Полог с постели был сорван и сброшен прямо на кровать. Становилось ясно, что за драпировки хватались в отчаянии. Вся мебель перевернута вверх дном. Обивка на креслах вся была изрезана ножом, и из-под нее торчал конский волос. Секретер разбит, его крышка оторвана и висит на одних только петлях, ящики выдвинуты и пусты. Зеркальный шкаф разбит вдребезги. На куски была разбита также и шифоньерка. У стола взломан замок, туалет ободран.
И повсюду кровь: на ковре, на обоях, на мебели, на занавесях и на постели.
Очевидно, граф и графиня Треморель долгое время отчаянно защищались.
— Посмотрим в других местах, — сказал мировой судья.
В других местах царил такой же беспорядок.
Кабинет графа был перевернут вверх дном. Убийцы действовали не отмычками, а прямо взламывали топорами. Очевидно, они были вполне убеждены в том, что их никто не услышит, так как требовались сильнейшие удары, чтобы расколотить на куски массивный дубовый письменный стол. Книги из библиотеки кучами валялись на полу.
В салоне и в курительной было то же. Диваны, кресла, кушетки изрезаны так, словно их рубили мечами.
Поднялись на второй этаж.
Здесь, в первой же комнате, около шкафа, за который принялись было, но все-таки не сумели открыть, нашли дровяной топор, который лакей опознал как хозяйственный инвентарь.
— Теперь понятно все, — обратился к мировому судье мэр Куртуа. — Убийц было несколько, это очевидно. Совершив убийство, они обшарили весь дом, повсюду разыскивая деньги. Один из них был занят здесь взламыванием мебели, а двое других искали внизу. Затем они его окликнули, он поспешил вниз и, сочтя дальнейшие поиски бесполезными, оставил здесь этот топор.
— Я вижу все так, будто сам присутствовал при этом, — одобрил его бригадир.
В подвальном этаже, куда затем спустились представители власти, они увидели следующее.
Совершив преступление и найдя драгоценности, убийцы почувствовали необходимость подкрепиться. В столовой они нашли остатки ужина и съели все, что находилось в буфете. На столе, рядом с восемью бутылками из-под вина и ликеров, стояли рядком пять стаканов…
— Их было пятеро, — проговорил мэр. — Прежде чем идти на поиски трупов, я хочу послать прокурору в Корбейль донесение обо всем, и через какой-нибудь час сюда уже явится судебный следователь, который и исполнит все вместо нас.
Приказ был отдан, и на графском шарабане один из жандармов полетел во весь дух к прокурору.
После этого мэр и судья в сопровождении бригадира и обоих Берто отправились к реке. Чтобы добраться до берега, необходимо было идти по одной из двух аллей, огибавших газон. Злоумышленники, очевидно, по аллеям не шли, а бежали напрямик по траве. Их следы были еще ясно видны, а трава сильно притоптана и помята, точно по ней волокли что-то тяжелое. Посреди газона виднелось нечто красное. Мировой судья пошел туда и поднял туфлю, в которой лакей признал обувь графа. Немного дальше нашли белый фуляровый платок, который, по словам лакея, граф носил на шее. Он был испачкан кровью.
Подошли к реке, к той самой иве, от которой Филипп хотел отрезать сучок, когда увидел перед собой труп.
Песок в этом месте был глубоко взрыхлен и изрыт ногами. Все указывало на то, что здесь произошла последняя борьба.
Куртуа понял, что эти следы очень важны.
— Не подходите никто! — скомандовал он.
И только он один да мировой судья приблизились к телу. Еще издалека они узнали в нем графиню.
Следовал вопрос: как она сюда попала?