Убийство в особняке Сен-Флорантен

— Я вам верю, с вами у него всегда все было хорошо. Но представьте себе, что кто-то угощает несчастного успокоительным отваром, точнее, отваром, способным отправить почивать его копье. Не был ли сей отвар, используемый госпожой де Ла Врийер в качестве снотворного, коим оная дама нередко злоупотребляет, подарком от брошенной и ревнивой возлюбленной, пожелавшей успокоить и погасить пыл, теперь предназначавшийся для другой?

Она молчала.

— Что ж, почему бы и нет; представим себе, что бедняга стал его употреблять, а потом, чтобы справиться с новым недугом, принялся использовать другие вспомогательные средства, более эффективные. Что делать? Удвоить дозу отвара, чтобы, наконец, дворецкий перестал устраивать новую любовницу вовсе. Предлагаю вам самой все рассказать, иначе я немедленно передам вас в руки палача, и тот, обещаю вам, любым способом вырвет у вас правду. Я обвиняю вас в том, что вы знали, что в тот вечер Маргарита Пендрон находилась в кухне. К кому на свидание она шла?

Вместо ответа горничная снова принялась раскачивать головой в разные стороны. Неожиданно послышались торопливые шаги, дверь распахнулась, и на пороге, в перекошенном галстуке и с багровым от ярости лицом появился Ленуар.

— Сударь, я приказываю вам прекратить этот незаконный допрос, противоречащий всем правилам ведения судопроизводства, нарушать которые, пока моя должность что-нибудь значит, я не позволю никому. Немедленно освободите эту несчастную женщину, равно как и всех прочих свидетелей, ожидающих за дверью. Они доставлены сюда в нарушение закона!

Николя сделал знак Бурдо, и тот, подхватив под руку Гуэ, увлек ее вместе с Сансоном и его подручными в коридор. Начальник полиции сурово смотрел на Николя.

— Итак, господин комиссар, значит, вы решили провести незаконный допрос, не только не поставив в известность и не получив согласия судьи по уголовным делам, но даже — я едва осмеливаюсь произнести эти слова — даже не поставив в известность меня! Господин Тестар дю Ли говорил мне, что натерпелся от ваших своевольных и дерзких выходок! Как прикажете расценивать ваше поведение, нарушающее все принципы и оскорбляющее величие законов? Молчите?

Николя чувствовал, как в нем нарастает раздражение, требовавшее немедленного выхода. Столь скорое появление Ленуара доказывало, что завистников у него гораздо больше, чем друзей, и они обладают значительным влиянием. Или же — хотя в это он не мог поверить — герцогиня де Ла Врийер пустила в ход свои связи. Или герцог… Впрочем, разницы никакой.

— Сударь, — ответил он, — я нахожусь здесь по приказу министра, который совершенно недвусмысленно поручил мне настоящее расследование. В ту минуту, когда вы столь бурно вторглись в этот зал и прервали допрос, я как раз начал выслушивать показания, необходимые для понимания дела, участники которого, равно как и подозреваемые, вам абсолютно неизвестны. А дело требуется раскрыть как можно скорее!

— Однако ваша наглость превосходит все границы! Что вы такое говорите? Может, вы еще станете утверждать, что это я виноват, что не знаю, в какой стадии находится расследование?

— Виноваты те, кто препятствует королевскому правосудию и его служителям. Сколько, по-вашему, у меня было времени для разбора дела, где имеется уже три трупа, два из которых принадлежат молодым девушкам, а один девочке, почти ребенку? Для расследования, где переплелись интересы государства, тайных обществ, погрязших в пороках сильных мира сего и могущественной иностранной державы? Не выходя из кабинета, не зная толком, о чем идет речь, вы даете инструкции подчиненному, который, в отличие от вас, досконально знает все подробности дела и понимает, в чем состоит сложность обнаружения преступника. Если ему поручено это дело, значит, надо положиться на него, а не препятствовать ему из-за побочных соображений, возникающих в силу постоянно меняющихся обстоятельств, и не стараться сделать все, чтобы провалить расследование.

— Сударь!

Но Николя уже не мог остановиться.

— Во время своих поисков я сам едва не стал жертвой покушения, и спастись мне удалось только чудом, — продолжал он. — Как, по-вашему, я могу оценивать ваше появление здесь? И как вы, не зная, каким образом разворачиваются события, можете обвинять меня в том, что я нарушаю закон, коему я служу вот уже четырнадцать лет под руководством покойного короля и вашего предшественника Сартина?

— Я прошу вас снизить тон и оставить в покое мертвых и отсутствующих, — сухо произнес Ленуар. — Вы мелете вздор! Разве я мог себе представить, что при нашем снисходительном короле и моем руководстве парижской полицией кто-то, не уведомив органы правосудия, дерзнул уполномочить себя использовать средства, о которых каждому известно, что с их помощью получают признания, не доказывающие ровным счетом ничего?