Убийство в особняке Сен-Флорантен

Металлический звон разорвал тишину. Сердце заколотилось так сильно, что ей стало плохо. В ожидании дальнейших событий она затаила дыхание; но ничего не произошло. «Значит, опять крысы, — подумала она, — от них, похоже, никогда не избавиться». Наверняка одна из тех покрытых серой клочкастой шерстью тварей, что, не довольствуясь кухонными отбросами, забираются в соседнюю кладовую и обжираются там до отвала. Кладовая рядом с кухней, куда сносили блюда, не доеденные господами, пользовалась у слуг особым вниманием: оставшиеся на тарелках куски получше они продавали в соседние таверны, а огрызки сбывали по дешевке продавцам супа. Изготовив дымящееся варево, торговцы супом ходили по улицам, толкая впереди себя котелок на колесах, откуда бедняки за несколько лиаров могли получить плошку горячей похлебки. Еще недавно она сама питалась этим супом — после того, как сбежала из родительского дома. Ее рот до сих пор помнил кислый привкус гнили, и никакие приправы не могли его заглушить. При этом воспоминании к горлу подступила тошнота.

Прислушавшись, она надеялась различить тяжелые шаги своего любовника. Где-то вдалеке раздалось недовольное мяуканье. Она рассмеялась: здешние коты, разжиревшие на остатках обильного стола, давно не обращали внимания ни на мышей, ни на крыс. Их глаза сверкали во мраке при малейшем отблеске света, пугая боязливых особ; крысы их не боялись. Ей случалось видеть, как коты без боя сдавали позиции здоровенным крысакам, когда те, ощерив длинные желтые зубы, бесстрашно шли в наступление. Коты ее не пугали. Помогая отцу, разводившему скот в Сент-Антуанском предместье, она научилась гонять грозных бродячих котов, сбегавшихся в хлев на писк и шорох кишевших в соломе мышей.

Она хотела забыть прошлое и старалась не вспоминать о доме. Даже сейчас, когда в памяти ненароком всплыли последние часы, проведенные в семейном кругу, она чувствовала, что поступила правильно. Ее отец хотел непременно выдать ее замуж за соседского сына-садовника. Но парень с глазами навыкате, хотя и отлично сложенный, нисколько ей не нравился, с ним даже говорить было не о чем. В тот единственный раз, когда она разговаривала с ним, он умудрился перечислить все сорта салата, выращиваемые в парниках, рассказать, как правильно высаживать вдоль аллей живую изгородь и как делают трельяж и шпалерник. А после посещения семейства Витри она окончательно поняла, что откажет ему.

Жених жил в доме с окнами на болото, с которого кормилась вся его семья. Она привыкла, что у нее дома пол покрывали навощенные плиты; здесь же вместо пола была утоптанная земля. Соломенные стулья, большой обшарпанный стол, фаянсовая печь, медный рукомойник и жалкий буфет составляли убранство единственной комнаты первого этажа. На втором этаже располагались две спальни, с кушетками и тюфяками; одна спальня принадлежала сыну, и в ней ему предстояло создавать семейный очаг. Мамаша Витри, высокая, сухая и смуглая, с грязными обломанными ногтями, строгим тоном перечислила обязанности супруги садовника: вставать в пять утра, в любую погоду и любое время года, работать до восьми вечера, перехватив среди дня миску супа или кусок хлеба — чтобы не тратить драгоценного светлого времени. Супруга обязана во всем слушаться родителей супруга, ибо отныне его семья станет и ее семьей.

Когда принялись обсуждать брачный контракт и приданое, которое приносил каждый из будущих супругов, ей стало еще противнее. Стоило старухе Витри услыхать, сколько серебра дают за будущей невесткой, как глаза ее алчно заблестели. Еще старик Пендрон обещал несколько месяцев подряд бесплатно поставлять будущим родственникам свежий навоз, что позволит увеличить урожай овощей, выращиваемых семейством Витри. В день помолвки и подписания контракта в присутствии нотариуса она представила себе, какая жизнь ждет ее рядом с увальнем-садовником, ужаснулась и, бросив коров, телят, быков, навоз, салат, ошеломленного жениха и оба оскорбленных семейства, сбежала из дома. Опасаясь, что ее станут искать, она отправилась в столицу и затерялась в людском море. Уязвленный поступком дочери, папаша Пендрон не захотел ее искать. Она опозорила семью, она больше ему не дочь, и он без промедления лишил ее наследства. Затем он слег и вскоре умер. Вдова быстро продала ферму, уступив ее за хорошую цену могущественному клану скотовладельцев из предместья, приобрела пожизненную ренту, обеспеченную ценными бумагами ратуши, и, заручившись гарантиями нотариуса, удалилась в свою родную Бургундию.