Убийство в особняке Сен-Флорантен

— Увы, хотя его величество обладает определенными задатками и имеет собственное мнение, ум и тело его пребывают в глубочайшей апатии. Его способности еще не проснулись. Разумеется, ему не откажешь в здравом смысле, однако решения принимаются им с таким опозданием и такой неловкостью, что они парализуют любое начинание. Любой пустяк может его обескуражить, и он начинает упираться, не внимая ни возражениям, ни предложениям. Твердость характера и воля, эти главные добродетели монарха, у него отсутствуют полностью. Каждый, кто находится с ним рядом, легко может в этом убедиться. Разумеется, у него обширные познания в некоторых областях…

— Он глубоко и со знанием дела судит о многих вещах, я сам был тому свидетелем, — произнес Николя.

— Совершенно верно, но при этом в нем живет еще один человек, который не умеет хотеть. Его братец, граф Прованский, как-то в шутку заметил: «Берри напоминает мне намазанные маслом биллиардные шары: стоит их сложить вместе, как они тут же катятся в разные стороны». Ему катастрофически не хватает эгоизма и жесткости. Идеальный принц из назидательной сказки со счастливым концом, но отнюдь не государь, которого ждали французы…

Испуганный речами Сартина, Николя вдруг осознал, что после смерти Людовика XV время ускорило свой бег. Безжалостный вывод, отмеченный печатью присущего Сартину цинизма, не удивил бы Николя, если бы мишенью сарказмов его бывшего начальника был кто-либо иной. Но речь шла о юном монархе! Есть от чего прийти в смятение.

Сартин продолжал вещать так, словно он был один. Теперь он вдоль и поперек мерил шагами комнату.

— Взойдя на престол, — продолжал он, — король признался, что его ничему не научили, но он сам, почитав кое-что из истории, пришел к выводу, что во всех бедах этого государства виноваты женщины, будь то законные жены или любовницы. Дай Бог, чтобы он догадался применить эту максиму к себе! Я люблю королеву, она мне покровительствует. Но я боюсь, как бы и она, и мы все не пали жертвой ее неопытности. На горизонте сгущаются тучи, а я не нахожу в короле ни единого качества, благодаря которому династия смогла бы выжить среди надвигающихся волнений, а уж тем более восстать из пепла после смуты.

— И какой урок вы из этого извлекаете, сударь? — кротко спросил Николя.

Он находил, что вступление слишком затянулось; похоже, Сартин никак не мог заставить себя сделать решающий шаг.

— Мой дорогой Николя, сегодня на небосклоне горят две звезды. Одна из них — это д'Эгийон, чьи грязные происки уже коснулись вас[15]. Другая — Шуазель, мой покровитель, которому я во время его опалы втайне оставался верен. Он обладает выдающимися способностями и умом и в свое время долго и успешно возглавлял правительство.

Николя вздохнул. Он вспомнил о своем друге Наганде, индейце из племени мик-мак; тот, подобно многим жителям Новой Франции, после ухода французов почувствовал себя сиротой. Как можно называть успешной политику, в результате которой Франция потеряла Канаду и владения в Индии?

— К тому же, — продолжал Сартин, — его поддерживают парламенты, за которыми всегда следует присматривать, особенно когда они начинают выдвигать требования. Партия философов беспрестанно курит ему фимиам. Против него настроен только король, и то потому, что ему внушили, что Шуазель отравил после смерти короля его отца. Кормилица короля, госпожа де Марсан, собирает сплетни, а его тетки разносят их по кулуарам! Они больше ни на что не способны. Пустые головы и птичьи мозги!

— А Морепа? — спросил Николя.

— Он ничего не значит в этом споре, который вряд ли окончится мирно. Морепа — это манекен, механическая кукла, выскочившая из прошлого. Лукавый и непостоянный, он всегда готов позабавить вас смешной историей. Пустить пыль в глаза! Он быстро загорается, но еще быстрее гаснет, у него те же недостатки, что и у короля. Придется выбирать. С королевой дела обстоят значительно лучше: она ненавидит Эгийона.

С решительным видом опустившись в кресло, Сартин запустил руки в густую шевелюру разложенного на столе парика и принялся лихорадочно перебирать его локоны.

— Многие министры покойного короля по-прежнему на своих местах, но именно они являются препятствиями, кои требуется устранить, — проговорил он, со стуком опуская ладонь на рабочий стол. — И герцога де Ла Врийера в первую очередь. Меня уверяют, что он поручил вам расследование убийства, случившегося у него в доме. Ваша опала оказалась недолгой, вы вновь выскочили наверх.

— Да, сударь.

— Да — что поручил расследование или да — что выскочил?

Знакомый инквизиторский тон напомнил Николя прежнего Сартина.

— Так вот, — небрежно бросил бывший начальник полиции, — если мои сведения верны, а они верны, и вам это известно лучше, чем кому-либо, эту ночь хозяин дома провел в Париже, в поисках амурных приключений, хотя вас, полагаю, сумели убедить, что он ездил в Версаль.

— Я непременно приму это к сведению, — благоразумно согласился Николя.

— Надо не просто принять к сведению, господин Ле Флок, надо действовать, и если вы все еще верите мне, надо дать мне возможность помочь вам.