Убийство в особняке Сен-Флорантен

Значит, королю все известно. Впрочем, а как же иначе?

— Картина постепенно вырисовывается.

— Вы хорошо знаете свое дело и добьетесь успеха.

Внезапно комиссару показалось, что король застеснялся, смутился, словно ребенок, которого уличили в совершенной им ошибке. Жестом он пригласил Николя сесть, но тот, поклонившись, остался стоять. Он чувствовал, что королю надо помочь высказаться.

— Вашему величеству известна моя преданность. Что я могу для вас сделать, чтобы доказать ее?

Казалось, его собеседник собирается прыгнуть в воду.

— Сударь, мне надобно помочь выпутаться из одной скверной истории… Время от времени я иду в бельведер и, высунувшись в окно, отстреливаю кошек, ночами кишащих на дворцовых крышах. Они нарушают наш покой…

«Странное времяпрепровождение!» — подумал Николя, немедленно вспомнив о своей любимице Мушетте.

— Увы, — продолжал король, — среди прочих тварей я застрелил и ангорскую кошку госпожи де Морепа! Что вы мне посоветуете?

— Сир, мне кажется, в данном случае лучше сказать правду. Ваш дед выставил из дома пажа, который мучил свою кошку. Однако…

— Что однако? — заинтересовался король.

— Если ваше величество позволит мне выступить от его имени, я готов стать вашим посланцем и отправиться к госпоже де Морепа: я выйду из траншеи и приму на себя первый залп. Не сомневаюсь, она согласится выслушать доводы разума и поймет, что это всего лишь несчастный случай. Король стрелял по голубям, а кошка случайно пробегала мимо…

— Да, все так и было, именно так, — подтвердил Людовик XVI.

Он подтолкнул часовую стрелку, часы издали мелодичный звон, и на лице короля отразилась неподдельная радость. С нескрываемым удовольствием он потер руки и, сменив тему, заговорил плавно и многословно.

— Слышали ли вы, Ранрей, о спорах, ведущихся относительно Северного морского пути? Я с удовольствием читаю труды, присланные мне учеными мужами. Один из моих корреспондентов из швейцарских кантонов называет меня «утешением человечества».

И король смущенно хихикнул.

— Особенно он одобряет мои принципы правосудия, справедливости и гуманности. Кстати, кто из римских императоров носил такое прозвище?

— Тит, сир.

— Совершенно верно. Мне очень хочется отправить отрывки из писем моего швейцарского корреспондента господину де Лагарпу[28], который в «Меркурии» обрушился с критикой на деяния моих предшественников.

Король раскраснелся, ему явно стало жарко.

— Вы только представьте себе, он ничего не уважает! Этот философ не только нападает на королевское правление, но еще и критикует религию! Если народ станет слушать писак и читать их нечестивые памфлеты, как он сможет сохранить свою исконную веру в Господа и верность королевской власти?

Успокоившись, он постучал пальцами по маленькой книжечке в красном сафьяновом переплете.

— Мой швейцарец уверяет меня, что господин де Бугенвиль, с которым он состоит в переписке, хочет совершить экспедицию к Северному полюсу и в этом сочинении приводит основания для своего замысла.

Вновь сгорбившись и застеснявшись, король подошел к окну, а оттуда направился к потухшему кузнечному горну и принялся раздувать мехи.

— Вы, кажется, намеревались повидать королеву?

— Не сейчас, сир. Я, действительно, имел таковое намерение, но мое присутствие в Версале…

Он не закончил фразу.

— Надо как можно скорее уладить дело в Трианоне, оно слишком затянулось. Никто не смеет нарушать покой моей жены. Пресеките нежелательные слухи.

Тон, которым были произнесены эти слова, показался Николя отнюдь не королевским. Король продолжил расхаживать по комнате, останавливая, но не задерживая свой взор ни на одном из предметов.

— У меня давно нет новостей от нашего мик-мака[29], — продолжил он, меняя тему. — Он объезжает племена, и я надеюсь… Зато один из офицеров нашего морского флота привез мне известие о вашем друге Пиньо.

Николя так и подскочил. Откуда король мог знать, что он знаком с миссионером? Наверняка его просветил Сартин.

— Его посвящение в сан, — продолжил Людовик XVI, — долго откладывалось по причине отсутствия епископа в Пондишери. Надеюсь, вам приятно узнать, что наконец оно состоялось — в прошлом феврале в порту Сан-Томе, что неподалеку от Мадраса. Господи, какими же долгими и замысловатыми путями идут к нам новости!

— Увы, путь от замысла до его претворения долог!

Король расхохотался и вновь стал похож на беззаботного мальчишку.

— Вот ответ, который я позволю себе повторить. Я-то всего лишь хотел сказать, что известия часто доходят до нас окольными путями.

— Надеюсь, ваше величество простит меня, — также рассмеявшись, ответил Николя.

— Нисколько, я вам признателен за это словесное упражнение. Я знаю, мой дед ценил вас также и за дар придумывать каламбуры. Ваш друг, пытаясь взять под свою руку обосновавшихся в Мадрасе францисканцев, намеревался посетить Кохинхину, и мы ему пожелали успехов в соревновании с блаженными братьями-миноритами, желающими сохранить тот край только для себя! Надеюсь, у вашего друга сильный характер?

— Сильнее не бывает, и вдобавок тонкий ум, постоянно совершенствующий свои знания.