Салтыков представил себе огни Бродвея, черный лимузин, лихо подруливающий к расстеленной прямо на асфальте красной ковровой дорожке перед «Гранд-отелем», женщин в блестящих вечерних туалетах с голыми плечами и надменным взглядом, мужчин в смокингах, с сигарами, грумов, негров, китайцев… Все путалось у него в голове: Бродвей, который он видел наяву, когда был там, наштукатуренное лицо Бренды, ее улыбка (он называл ее «оскалом капитализма»), фарфоровые зубы… Потом Бродвей из какого-то фильма, кажется, боевика: выстрелы, беготня, крики, свистки полицейских, громче, громче, громче…
2
С Тоней он познакомился случайно, на Ленинградском вокзале, когда провожал Лёню Когана, своего старого товарища. С Коганом он когда-то учился в одном классе и даже сидел за одной партой. Лёня был маленький, худенький, в больших очках, с дужками, перевязанными суровыми нитками, но зато задачи по физике и математике решал в классе лучше всех. Иногда ребята из соседнего двора собирались его бить, и тогда он, Пашка Салтыков, всегда заступался за него и при этом тоже иногда геройски сносил пару оплеух. Оплеухи он, конечно, не любил, однако предпочитал их материнским затрещинам, достававшимся ему всякий раз, как он приносил двойки по точным предметам, всегда дававшимся ему с трудом. И Лёня, не догадывающийся о его корыстных соображениях, искренне считал его другом и героем и всегда решал за него контрольные работы.
Потом Лёнины родители переехали в Ленинград, и Лёня иногда писал ему. Потом Лёня окончил университет и стал программистом и каждый год, приезжая в Москву, считал своим долгом навестить старого друга.
В тот раз Салтыков предложил ему остановиться у него, потому что Люська отдыхала с приятельницей на Канарах, а ему, Салтыкову, очень нужна была Лёнина помощь по части компьютера. Леня предложение принял и, не считаясь со временем, часами растолковывал приятелю компьютерную премудрость.
Салтыков слушал внимательно, записывал, задавал вопросы, тренировался, словом, был прилежным учеником. А Лёня во время перекуров вдохновенно рассказывал ему о фантастических возможностях, которые дает человеку эта машина.
Проводив Леню на «Красную стрелу», Салтыков пошел через вокзал, потому что вдруг почувствовал сильный голод. Время было позднее, дома в холодильнике было пусто, до Люськиного приезда оставалось три дня, и он решил, что гамбургер в вокзальном буфете — лучше, чем ничего.
У стойки не было никого, кроме тетки, одетой в кургузое зимнее пальто, которая при ближайшем рассмотрении оказалась молодой девушкой, некрасивой, но свежей, румяной и, главное, какой-то беззащитной.
Буфетчица поставила перед ней пластмассовый стаканчик с сомнительного цвета кофе и, скривив лицо, ждала, пока девушка рассчитается с ней. Девушка же, вытащив из кармана целую горсть мелочи, причем, как показалось Салтыкову, мелочь у нее была исключительно медной, никак не могла отсчитать нужную сумму.
— Руки замерзли, — сказала она извиняющимся тоном и так жалко улыбнулась, что даже продавщица сменила гнев на милость.
— Да ты положи свои копейки сюда, — она показала на мраморный прилавок, — удобнее же будет. — И добавила: — Приезжая, что ли?
— Ага, — сказала девушка, пододвинула к продавщице несколько монет и шмыгнула носом.
— Откуда?
— Из Курска, — девушка осторожно, стараясь не опрокинуть, взяла дрожащими руками стаканчик и отошла к столу, рядом с которым Салтыков разглядел коричневый облупившийся чемодан с металлическими уголками.
— Из Курска? — удивилась продавщица, не желавшая прерывать беседу, — как же тебя на Ленинградский-то занесло?
— Так получилось, — ответила девушка, и Салтыкову показалось, что она сейчас заплачет.
Он попросил гамбургер, потом, подумав, добавил:
— Пожалуй, мне тоже дайте кофе.
— А чего, могу и вам дать, не жалко, — пошутила словоохотливая продавщица и поставила перед ним такой же белый пластмассовый стаканчик.
Пить эту бурду он, конечно, не собирался, но ему почему-то захотелось постоять рядом с девушкой и хорошенько рассмотреть ее. Зачем — он и сам тогда толком не понимал.
— Вы разрешите к вам присоединиться? — спросил он, в упор глядя на нее.
Она ничего не ответила, только кивнула и испуганно посмотрела на богато одетого дядьку, который зачем-то пристроился за ее стол, хотя все остальные были совершенно пусты.
— Так вы из Курска? — переспросил Салтыков, решив, во что бы то ни стало завязать разговор, и откусил большой кусок гамбургера. — Курск — хороший город.
Сейчас она спросит: «Вы бывали в Курске?» — и они познакомятся. Однако вопроса не последовало: девушка продолжала молча, маленькими глотками пить горячий кофе.