Убийство в пансионате

Проход между кроватями узок, но в комнате так темно, что лицо Василия Викторовича едва различимо, однако Алла Геннадьевна тут же увидела и морщины на лбу, и вздернутый кверху подбородок, и узкий приоткрытый рот, откуда, как из жерла действующего вулкана, неслись грозные звуки, к которым за все годы совместной жизни Алла Геннадьевна так и не привыкла. И запах от выкуренных сигарет, к которому она тоже не смогла привыкнуть.

Алла Геннадьевна зябко повела плечом то ли от прохлады ненастного утра, то ли от неприязни к мужу. Неприязнь к мужу изредка накатывалась на Аллу Геннадьевну, как ей самой казалось, беспричинно; с ней вообще последнее время происходило что-то непонятное, нервное, и Алла Геннадьевна сама себе объясняла причину своей нервозности возрастом и старалась подавлять в себе негативные чувства, но иногда негативные чувства брали над ней верх, и тогда мир казался Алле Геннадьевне серым и тоскливым.

Алла Геннадьевна тут же напомнила себе, что это настроение уйдет, как уходят тучи, и ей самой будет странно, что она хотела остаться одна, свободна. От чего, собственно, она желает освободиться? Можно подумать, что одну тарелку супа варить быстрее, чем две.

И тут Алла Геннадьевна поняла, что она голодна.

Вчера вечером они немного погуляли по теплому вечернему городу (известно, что любой город хорошеет к ночи, когда сумрак скрывает и огрехи коммунальных служб, и убогость архитектуры. А вечер в приморском городе - это огни пароходов и темные силуэты гор, шум моря и нарядные люди. Фонтаны. Музыка. Но, увы. Город N - город рабочий, и не было переливчатой игры воды, и городской парк был пуст и темен, и автобусы ходили редко), и они опоздали на ужин.

Впрочем, она всегда хотела утром съесть что-нибудь вкусненькое. А муж ее в выходные дни мог спать мог до полудня, не соблазняясь сладостными запахами кухни, и ужинал в одиночестве, когда Алла Геннадьевна уже спала. Давно прошло то время, когда каждый из них считал свой образ жизни правильным и старался переделать другого, теперь они жили каждый в своем ритме, смотрели разные телевизионные передачи в разных комнатах, читали разные книги и с удовольствием встречались за воскресным обедом и до вечера вместе гуляли по парку или у реки. В их доме никогда не было ни скандалов, ни сцен ревности, и оба были уверены в своем завтрашнем семейном дне, но иногда Алле Геннадьевне так не хватало каких-то: мелочей. Чтобы муж встретил ее, застигнутую дождем, на остановке автобуса с зонтом. Нет, он, конечно, встретит ее, если она ему позвонит, а ей хотелось, чтобы он сам: "Да откуда я знал, что ты приедешь так скоро?!" Ей хотелось получить от него подарок, хотя бы в день своего рождения, что-нибудь: она даже не знала, что. Ну, что-нибудь, что доставит ей радость. А он всегда давал ей деньги: "Купи себе сама, что хочешь", - и отмахивался от ее обиды: "Да откуда я знаю, что ты хочешь?!" Но муж обижался, когда Алла Геннадьевна деньги "на подарок" тратила на еду, на дом. И мог остановиться на улице, спросить, купить ли ей цветы, но тут отмахивалась она: цветы так дороги и наутро завянут. Вот если бы он утром, когда она еще спит, сбегал бы на рынок и... Ее раздражало его небритое по воскресным дням лицо. Его манера надевать свитер на майку или на голое тело. И хождение по квартире в спортивных брюках, с мешками на коленях. "Одежда должна быть удобной".

Но мрачные дни проходили, и Алла Геннадьевна видела достоинства мужа. Он никогда не ухаживал за ее спиной за ее подругами и отдавал ей всю зарплату, оставляя себе на сигареты да "на всякий случай" и не очень интересуясь, куда она тратит деньги. Ремонт квартиры, полки, гвозди - все это было "не ее проблема".

Алла Геннадьевна не знала женских сомнений: "Сейчас все хорошо, но я так боюсь сглазить". Как-то ее пытала заезжая родственница: "Да как это ты не знаешь, когда он придет? Да как это ты не знаешь, с кем он задержался?"

- Да куда он денется от меня, пока мы оба живы? - сказала Алла Геннадьевна в сердцах.

- Это уж точно, - сказал муж.

Алла Геннадьевна ценила мужа, она знала о нем главное: он - надежен. Он, как простой крестьянский стол из дуба: его не опрокинешь ненароком, разбив посуду и ошпарив кипятком ноги. За ним удобно обедать. Но иногда Алле Геннадьевне хотелось выпить кофе за маленьким изящным столиком. И чтобы свечи. И чтобы чашечки из тонкого фарфора...

Здесь, в санатории, второй комнаты не было, и желание Аллы Геннадьевны спать в тишине и темноте не совпадало с желанием Василия Викторовича на ночь почитать и послушать приемник, и желание Василия Викторовича спать до обеда не совпадало с желанием Аллы Геннадьевны рано утром подвигаться под ритмичную музыку, постоять под душем, выпить чашечку кофейку. В номере даже не было ночной лампы, а спать в освещенной комнате не отдых, а издевательство, и почему она должна быть весь день разбитая...