Убийство в погребе

Морсби, прекрасно предвидевший такой ответ, снова вздохнул. И попытался зайти с другой стороны.

 — Вы принимали участие в войне, сэр?

 — Да.

 — Вы не могли бы назвать свой полк?

 — Конечно могу. Нортгемптонширский.

 — Вам приходилось принимать участие в боевых действиях?

 — Да. В седьмом служебном батальоне.

 — И у вас, конечно, был револьвер?

 — Конечно был.

 — Боевой или автоматический?

 — Обычный боевой.

 — Он до сих пор у вас?

На этот раз Морсби не был абсолютно уверен, но ему показалось, будто по лицу Уоргрейва снова пробежала та мимолетная тень. Однако никакого ощутимого замешательства перед ответом не проявилось.

 — Нет.

 — Как же так?

 — Вы хотите знать, что с ним произошло? В Англию он не вернулся вообще. В 1918 году, в июле, я был ранен, и мой револьвер пропал вместе со всем обмундированием и снаряжением.

 — Понятно. Значит, его у вас нет со времен войны.

 — Да.

Снова тупик. Но, так или иначе, Уоргрейв не потребовал присутствия адвоката. С самого начала допроса. А Морсби даже очень бы хотелось, в определенном смысле, чтобы он его потребовал. Требование адвоката означает страх проговориться; а это обычно означает виновность. Уоргрейв будто бы с презрением отверг такую возможность. И пока что, надо признать, вполне оправданно.

Пока Уоргрейв отрицал наличие у него револьвера любого вида, формы и системы, Морсби блуждал взглядом по потолку, теперь же он снова направил его в упор на допрашиваемого.

 — Мистер Уоргрейв, вы не возражаете сделать заявление относительно ваших поездок сразу же после окончания прошлого учебного года?

 — Ничуть, — спокойно ответил Уоргрейв, — если смогу их припомнить. Но все-таки сначала я бы хотел поставить точки над i. Вы подозреваете меня в том, что я умышленно убил мисс Уотерхаус, или нет? — Он холодно и жестко улыбнулся старшему инспектору.

Пожалуй, впервые за все годы службы в полиции Морсби был буквально ошеломлен. Это было вызвано употреблением фразы "умышленно убить". Убийцы никогда не "убивают умышленно". Умышленно убивает любой другой они — нет. Они могут "умертвить", они иногда даже "приканчивают", но они никогда не "убивают умышленно", никогда. Морсби понимал, что употребление этой фразы игра, но к такому виду игр он не привык. Его мнение о том, что Уоргрейв хладнокровный наглец, упрочилось.

Старший инспектор не стал отвечать на вопрос прямо.

 — Это одна из составляющих нашей повседневной работы, сэр. Любой, знавший убитого и бывший с ним в контакте незадолго до преступления, должен представить отчет о своих поездках в то время. В том, о чем я вас прошу, нет ни намека на подозрение. Мне предстоит получить еще дюжину таких же заявлений в связи с убийством мисс Уотерхаус.

 — Понятно, — сказал Уоргрейв и снова улыбнулся. Для Морсби не составило труда истолковать эту улыбку. В ней отчетливо читалось: "Да, вы знаете, что это сделал я, и я знаю, что это сделал я. Но вы никогда, никогда этого не докажете, милый мой".

 — Хорошо, мистер Уоргрейв, начинайте. — Он обратился к констеблю: Грейвсток, запишите, пожалуйста.

Уоргрейв изобразил глубокую задумчивость.

 — Значит, прошлая летняя четверть. Позвольте... Насколько помню, я уехал из Эллингфорда поездом в одиннадцать семнадцать до Юстонского вокзала, как обычно. Потом взял такси до вокзала Чаринг-кросс и оставил там багаж в камере хранения. Не помню, как провел день; разные дела и такое прочее; может, сходил в кино. В общем, около шести вечера я сел на поезд от Чаринг-кросса до Гроув-парка в Кенте, где собирался пожить недельку у своего друга. Подождите, те ли это были каникулы? Да, все верно. Те самые, точно.

 — Имя вашего друга, сэр?

 — Даффилд. Джон Даффилд. Жена — Марджори Даффилд. Он работает в Британском музее. Я пробыл у него чуть больше недели, точнее сказать не могу. Может, они скажут.

 — У вас был конкретный повод остановиться там?

 — Не понимаю вас. Разве нужен конкретный повод, чтобы пожить у друга? Если точнее, я приехал без приглашения, теперь вспомнил. И... да, у меня был конкретный повод. В предыдущую четверть я читал лекции в Роланд-хаусе по началам наук — я этим интересуюсь — и обнаружил, что некоторые мои познания в этой области существенно устарели. Я хотел несколько дней посвятить посещению Музея науки в Южном Кенсингтоне. Остановиться на неделю в лондонской гостинице я позволить себе не могу, поэтому попросил мистера Даффилда меня приютить. Он всегда был рад меня видеть. Мистер Даффилд мой старинный приятель.

Морсби кивнул. Разумеется, у Уоргрейва всему есть объяснения.

 — Так, а потом?

 — Потом я поехал домой. Альма-роуд, двадцать семь, Клит-роу, Ланкашир. Там живут мои родители. Остаток каникул я провел у них.

 — А какого числа вы поехали в Клит-роу?

 — Не могу вам сказать. Не помню.

 — А вы ходили в Музей науки, пока гостили в Гроув-парке?

 — Разумеется. Я много времени проводил в музее.

 — Каждый день?

 — Нет, почти каждый.

 — А не можете припомнить, в какие дни вы там бывали и приблизительно сколько времени проводили там каждый раз?

 — Не могу. Я не веду дневника.

 — Даже примерно не вспомните?

 — Боюсь, что нет.