Убийство в поместье Леттеров

Энтони повел ее по дорожке. Ее окаймляли огромные кусты мускатной розы в полном осеннем цветении. Они были усыпаны розовыми бутонами и только что распустившимися белыми с розовым оттенком, нежно пахнувшими цветами.

Их красота казалась неземной. Но Энтони… Энтони совсем другое дело: он был рядом и вполне реален. Они шли, беседуя, и, когда она рассказала ему о Мэнни, он заметил:

— Думаю, это мало что меняет.

Его замечание еще больше встревожило Джулию: ведь это она вынудила Мэнни признаться, и она очень надеялась, что это поможет делу. Если они заставляли Мэнни напрасно, тогда к чему было вообще это делать? Она чувствовала, что ей не за что ухватиться — у нее даже стала кружиться голова. Все вокруг нее утрачивало всякий смысл. Она пришла в себя и услышала слова Энтони.

— Пора ему очнуться, — говорил он нервно. — Завещание стало последней каплей. Когда он снова появится, я собираюсь с ним поговорить серьезно. Останься и помоги мне. До сих пор мы все только вздыхали по поводу «бедного Джимми» и ходили вокруг него на цыпочках, как кошки по горячим кирпичам. Джимми находится в очень опасной ситуации. Чем скорее он это осознает и начнет хоть немного сопротивляться, тем будет лучше.

— Что он может сделать?

— Он может перестать беспрестанно говорить о том, что Лоис не могла покончить с собой.

— Так ли уж важно, что он говорит?

— Разумеется, очень важно! Мы все вели себя по-идиотски. Нам следовало всеми силами поддерживать версию о самоубийстве. Они отпустили Мэнни, а это значит, что они не отнеслись к ее признанию серьезно. Почему? По-моему, по двум причинам. Во-первых, потому, что Мэнни никак не могла знать заранее, какую именно чашку возьмет Лоис, а жизнью Джимми она ни за что не стала бы рисковать. Во-вторых, они уже убедили себя в том, что это сделал Джимми. Он должен наконец понять всю серьезность своего положения. Он должен наконец проснуться и избавиться от этих самообличительных рассуждений, что он виноват в ее смерти. В настоящий момент Джимми столь убедительно демонстрирует перед всеми чувство вины и раскаяние, что не будь это Джимми, я бы и сам решил, что дело здесь нечисто. Послушай, Джулия, может, эта отрава была все-таки не в кофе? Вспомни, может, Лоис все же съела за обедом что-то, до чего не дотронулись остальные?

Она покачала головой.

— Полиция уже спрашивала и переспрашивала нас об этом без конца. Нет, кофе остается единственным, куда мог быть положен яд. Иного быть не могло.

Они дошли до того места, где дорожка выходила к лужайке перед домом. Навстречу им по траве брел Джимми. Вид у него был унылый и совершенно больной. Подойдя к ним, он прерывающимся голосом сказал:

— Не знаю, зачем я снова им понадобился. Все эти расспросы ни к чему не ведут.

Энтони освободил руку Джулии. Чуть отступив назад, он стоял, очень высокий и очень решительный, сурово сдвинув темные брови.

— О чем тебя спрашивали? — отрывисто проговорил он.

— Что-то по поводу аспирина, который мне давала Минни.

— Когда это было?

— Во вторник вечером. Предыдущую ночь я не спал. Думал, если опять не засну, сойду с ума. Но она не позволила мне взять морфий. Сказала, что опасно. Мне было все равно — только бы уснуть. Но она его отобрала и дала мне аспирин. А я так и не заснул.

Джулии казалось, что она стоит в ледяной воде.

— У Минни был морфий? — резко спросил Энтони. — Вы говорили о нем, оба держали его в руках? Полиция об этом знает?

Джимми посмотрел на него несчастными глазами.

— Глэдис Марш подслушивала под дверьми. Она им все рассказала.

Энтони хлопнул его по плечу:

— Тогда пора тебе проснуться и начать борьбу за свою жизнь, если не хочешь болтаться на виселице.

Ледяной холод поднялся до самого сердца Джулии. Она увидела, как у Джимми дернулась щека. Кровь прилила к его бледному лицу, и это было еще страшнее, чем просто бледность. Он что-то пробормотал.

— Господи, Джимми! — хриплым от волнения голосом сказал Энтони. — Неужели ты не видишь, что влип? Тут одно на другое накладывается: у тебя с женой происходит серьезная размолвка, проходит двое суток, и она умирает от отравления. Либо она покончила с собой, либо ее отравил кто-то из вас троих: Элли, Минни или ты. Никто другой не смог бы это сделать без риска подвергнуть опасности и твою жизнь. Между тем ты твердишь, что Лоис не могла наложить на себя руки и требуешь, чтобы и мы говорили то же самое. Ты оказываешься наследником ее состояния. Вдобавок ко всему этому, теперь полиции известно, что и ты, и Минни во вторник вечером держали в руках морфий. Приди наконец в себя, дружище! Пойми, чем это тебе грозит!

Джимми Леттер, казалось, взял себя в руки.

— Что я могу сделать? — довольно спокойно спросил он.

Энтони снял руку с его плеча.

— Ну вот так-то лучше! Для начала перестань говорить о самоубийстве, как о чем-то невероятном.

— Но ты же сам говорил, что она не могла этого сделать. Я бы руку дал на отсечение, лишь бы знать, что не она сама себя убила.