Убийство в Пражском экспрессе

– Я понимаю, через что вам пришлось пройти. Потеря близкого человека – трагедия. И выдержать её достойно, не каждому по силам. Простите меня, за мой чешский, я его ещё не до конца освоил…

– Вы говорите почти без акцента.

– Пытаюсь учиться.

– Ещё до войны, я знал одного русского. Он женился на чешке. Так вот первое время он не мог понять, почему рубрика на последней странице в «Пражских вестях» называлась: «Pozor, policie varuje!». Я объяснил, что это переводится, как «Осторожно, полиция предупреждает!». Но на русском языке эта фраза звучит совсем иначе.

– Правильно ли понимаю, что вы хотите забрать деньги?

– Как вы догадались?

– Я прочёл в газетах, что ваша жена найдена мёртвой в купе поезда «Прага – Оломоуц». Отсюда не трудно понять причину вашего визита.

– Да. Божена нашлась, но лучше бы и не находилась. Тогда у меня хотя бы оставалась надежда на её возвращение.

– Примите мои искренние соболезнования.

– Вы очень любезны. Знаете, я понятия не имею, кто этот господин, который ехал с ней в купе…

– В газетах написали – это некто Йозеф Врабец. Родственников просили откликнуться для проведения опознания.

– Одного понять не могу, почему они оба отравлены? Полиция пока ничего толком не может сказать, кроме того, что яд находился во фляжке с ликёром «Амаретто». Кое-что осталось на самом дне. Говорят, они и кофе пили. Мне сообщили, что, скорее всего, хотели отравить её попутчика, подсыпали яд, а выпили вместе.

– Фляжка могла принадлежать вашей жене? – осведомился Ардашев.

– Да, это её. Серебряная. Мой подарок. Инспектор мне её таки не отдал. Сказал, что её вернёт суд, только после приговора убийце. А где этот убийца? Когда его отыщут?

– Скажите, а какие алкогольные напитки предпочитала ваша супруга?

Коммерсант пожал плечами, задумался на мгновенье и ответил:

– Сухое вино, шампанское.

– А «Амаретто»?

– Нет, при мне никогда не пила.

Негоциант замолчал на секунду, вздохнул и продолжил:

– Странно всё это и неприятно. Сегодня в газете я прочёл грязные намёки, мол, замужняя дама веселилась в купе с незнакомцем. Откуда им знать, веселилась она или нет? «Пражский телеграф» уже вышел с моей фотографией. Эти репортёры, проныры, сумели меня сфотографировать во время посещения полицейского участка. Я уже ходил к адвокату, и он готов подать на них в суд.

– О да. Они такие.

– Я ведь заранее выкупил всё купе туда и обратно. Возвращаться она должна была одна. Откуда взялся этот Врабец? – вздохнул Плечка.

– А больше вас в полиции ни о чём не спрашивали?

– Как же… Демонстрировали мне какой-то носовой платок тёмного цвета… Да ну их!

– А что с платком?

– Так ведь он мужской был. Причём здесь Божена? Ох, и пахло от него, простите…

– Пахло?

– Да запах непонятный какой-то… аптекарский. Я ещё подумал, что мертвец этот, наверное, провизором был или доктором.

Клим Пантелеевич едва слышно вымолвил:

– Провизором, говорите? Странно.

– Странностей хватает, – Плечка потёр в задумчивости нос и добавил: – Попутчик моей жены, как какой-то нищеброд, таскал в кармане поломанную расчёску, представляете?

– А откуда вам это известно?

– Так инспектор показывал. Судя по одежде и золотому перстню, не бедный был человек. Мог бы и новую купить. Видать, скряга.

– У него был перстень?

– Печатка. С чёрным агатом. Я обратил на него внимание, когда полицейский спрашивал, не знаком ли мне почерк, которым было написано письмо. Я сказал, что впервые вижу.

– Какое письмо?

– У этого господина нашли конверт. А в нём полулист почтовой бумаги. И там несколько строк. Только конверт был без марки и адреса. То, что без марки, ещё можно понять – купить не успел, а вот, что без адреса – неясно. Мы же обычно адрес сразу надписываем, а марку, чтобы не испортить, клеим в последнюю очередь. А тут ни марки, ни адреса.

– Интересные вещи вы рассказываете.

Плечка пожал плечами и проронил грустно:

– Да нет здесь ничего интересного. Горе одно.

– Искренне вам соболезную.

– Спасибо. Простите, но у меня мало времени… Похоронные заботы. Я бы хотел насчёт денег…

– Не беспокойтесь. Одну секунду.

Ардашев поднялся, вышел в другую комнату и вскоре вернулся с конвертом.

– Здесь пятьсот ваших крон. Можете пересчитать.

– В этом нет надобности. И ещё. Я принёс вашему коллеге фотографию Божены. Она мне очень дорога. Не могли бы вы мне её отдать?

– Видите ли, пан Войта в командировке. По возвращении он вернёт вам фото. Можете не сомневаться.

– Благодарю. Да, чуть не забыл. Я сказал полиции, что сначала обратился в ваше агентство. Надеюсь, вам это не навредит?

– Ни в коей мере.

– Что ж, тогда позвольте откланяться.

– Честь имею.

Клим Пантелеевич проводил гостя и воротился в кабинет. Он выбрал из коробочки синий леденец берлинго и положил его под язык.

Послушались шаги, и в дверях показался Войта.

– Ух! И устал же я! – произнёс на выдохе сыщик и упал в кресло.

– С приездом, мой друг! А разве вы были не на курорте?