Убийство в приличном обществе

— Да, — согласился Тедески.

— Брошь еще у вас?

— Да.

— Можно на нее взглянуть?

В ответ Тедески позвонил в колокольчик. Я услышал снизу бряканье, а потом по винтовой лестнице загремели шаги. Появился пожилой продавец.

— Чего изволите, синьор Тедески?

— Откройте сейф, — приказал ювелир.

Продавец подошел к стальному сейфу в углу, опустился рядом с ним на колени и, как было велено, открыл его. Затем он бросил вопросительный взгляд на своего хозяина.

— Брошь миссис Бенедикт, — приказал Тедески.

Продавец достал довольно потертую синюю бархатную коробочку и почтительно протянул ее ювелиру. Тедески кивнул, и продавец ушел вниз, в лавку.

Тедески не спеша открыл коробочку, достал брошь и положил на середину квадратной бархатной подушечки, лежащей у него на столе. Коробочку он сдвинул в сторону и посмотрел на меня. Видя, что я не решаюсь действовать, он жестом указал на брошь.

Я нагнулся, чтобы рассмотреть ее.

— Дать вам стекло?

Я не сразу понял, что Тедески предлагает мне специальное увеличительное стекло, каким пользуются ювелиры.

— Спасибо, — ответил я. — Увы, я не настолько разбираюсь в драгоценных камнях. Насколько я понимаю, камни настоящие, не подделка?

— Настоящие, инспектор. Три небольших рубина среднего качества и один побольше, очень хороший камень. Рубины в обрамлении мелких бриллиантов, также среднего качества. Три небольшие натуральные жемчужины. Великолепная работа!

— Брошь сделана у вас?

На пухлом белом лице ювелира мелькнула улыбка.

— Броши не менее шестидесяти лет… возможно, даже больше. По-моему, ее изготовили в конце восемнадцатого века. После установления Директории во Франции в девяностых годах восемнадцатого века в моду вошла античность. Пробы на золоте нет, потому что оно произведено не в Великобритании. Подозреваю, что оно итальянское.

Я посмотрел на брошь. Она оказалась крупнее, чем я ожидал. Изящно переплетенные золотые нити образовывали нечто вроде греческой урны, украшенной драгоценными камнями. К ней были приделаны три небольшие жемчужины, одна у основания и по одной с каждой стороны, где, будь это урна, находились бы ручки или кольца. В результате брошь едва ли напоминала классическое произведение; наверное, какой-нибудь итальянский поклонник Французской республики заказал ее для дамы своего сердца. Я надеялся, что даме брошь понравилась. Очень изящная работа… но не в моем вкусе.

— Вижу по вашему лицу, что вам брошь не нравится, — заметил Тедески. — Она старомодная.

— Я не очень разбираюсь в моде, — признался я. — Миссис Бенедикт хотела переделать ее в кольцо. Такое возможно?

— Возможно, правда, пришлось бы уничтожить брошь.

— Из нее вышло бы крупное кольцо, — негромко заметил я.

— Да, или даже два кольца, — согласился Тедески, — или кольцо и пара небольших серег.

— Вы обсуждали с миссис Бенедикт рисунок кольца… или колец?

— Нет, мы собирались поговорить об этом позже, — сухо ответил ювелир. Из груди его вырывались еще более громкие свисты. Он достал большой платок и промокнул лоб.

— Как же вы поступите с ней сейчас?

— Когда будет удобно, я напишу мистеру Бенедикту и спрошу, каковы будут его пожелания. Но сейчас еще не время. — Ювелир помолчал. — Он в трауре. Спрашивать его сейчас о броши неприлично.

— Наверное, еще неприличнее сообщать Бенедикту истинную причину, почему его жена принесла вам брошь, — заметил я.

Молчание нарушал только свист, вырывавшийся из груди толстяка. Потом Тедески тихо сказал:

— В этом нет необходимости. Миссис Бенедикт принесла мне брошь, желая переделать ее в другую вещь, на что имела полное право. Брошь входит в коллекцию драгоценностей, фамильных драгоценностей, которые она унаследовала после смерти матери. Поскольку мать Аллегры умерла, когда ей было всего двенадцать лет, отец хранил драгоценности и передал дочери после замужества, когда она стала миссис Бенедикт. Аллегра привезла шкатулку с собой в Англию. Вряд ли мистер Бенедикт точно знает, какие драгоценности в ней находятся…

— Значит, пропажу одного предмета он, скорее всего, не заметит?

Ювелир ответил не сразу:

— Возможно. Надеюсь, вы не собираетесь предполагать, что, учитывая такие необычные обстоятельства, я не верну брошь мистеру Бенедикту просто потому, что он не знает, что она у меня?

— Конечно нет, синьор Тедески. У всех ювелиров, торгующих в Берлингтонском пассаже, репутация выше всяких подозрений!

Услышав мои слова, Тедески изящно склонил голову. Но я собирался снова огорчить его.

— Возможно, истинное положение дел несколько иное. Вы вовсе не обязаны возвращать брошь, если она… скажем, принадлежит вам.

Тедески нахмурился.

— Позвольте предположить, что рассказ о переделке броши в нечто другое — удобный вымысел? — продолжал я. — Мотивом служит ложь во спасение. Вы защищаете честь дамы. По-моему, миссис Бенедикт желала не переделать брошь, а продать ее. И вы ее купили. Условием сделки служило то, что о ней никто не должен знать. Известие о продаже броши вызвало бы большой скандал… Муж пришел бы в ужас, в ярость. — Я жестом указал на брошь. — Теперь она ваша, и вы уже не обязаны сообщать о ней мистеру Бенедикту. Я прав?