18 апреля
Любимая!
Все решено. Окончательно. Если я выйду победителем (а я им буду), то с дядей Мэтью можно будет взять твердую линию, а не понравится — его дело. Ты прелесть, что интересуешься моим длинным описанием «Альбатроса».
Как я мечтаю полетать с тобой на нем. Дай срок! Бога ради, не тревожься обо мне. Все это и вполовину не так опасно, как кажется. Я просто не могу погибнуть теперь, когда знаю, что ты меня любишь. Все будет хорошо, голубонька, поверь мне.
20 апреля
Ты ангел, я верю каждому твоему слову и вечно буду хранить твое письмо. Я не стою такого счастья. Как не похожа ты на всех остальных! Я обожаю тебя!
На последнем письме не было даты.
Ну все, любимая, завтра в полет. Жду не дождусь, волнуюсь и абсолютно убежден в успехе. Мой «Альбатрос» в полной готовности. Старик меня не подведет.
Не падай духом, дорогая, и не тревожься. Конечно, я иду на риск, но ведь вся наша жизнь — риск. Между прочим, кто-то сказал, что мне следовало бы написать завещание. (Тактичный парень, что и говорить, но у него были хорошие намерения.) Я написал завещание на половинке почтового листка и отослал старому Уитфилду. Заходить в контору у меня не было времени. Мне как-то рассказали, что один человек написал в завещании всего три слова: «Все моей матери», и оно было признано вполне законным. Мое не очень отличается от этого, но я был умник и запомнил, что твое настоящее имя Магдала. Двое ребят засвидетельствовали завещание.
Не принимай все эти мрачные разговоры по поводу завещаний близко к сердцу, ладно? Я буду цел и невредим.
Пришлю тебе телеграмму из Индии, из Австралии и т. д. Будь мужественной. Все кончится благополучно. Ясно? Спокойной ночи и да благословит тебя Бог.
Пуаро снова сложил письма в пачку.
— Видите, Гастингс? Мне надо было их прочесть, чтоб убедиться. Все оказалось так, как я предсказывал.
— А вы не могли убедиться как-нибудь иначе?
— Нет, мой дорогой, чего не мог, того не мог. Я использовал единственный путь. И мы получили очень ценное свидетельство.
— Какое же?
— Теперь мы убедились, что Майкл оставил все своей невесте, и это написано на бумаге и может быть известно каждому, кто прочитал письмо. А когда письма прячут так небрежно, их может прочитать любой.
— Эллен?
— Почти наверняка. Мы проведем с ней маленький эксперимент перед уходом.
— А завещания нет как нет.
— Да, странно. Впрочем, скорей всего оно заброшено па книжный шкаф или лежит в какой-нибудь китайской вазе. Надо будет заставить мадемуазель порыться в памяти. Во всяком случае, здесь больше нечего искать.
Когда мы сошли вниз, Эллен стирала пыль в прихожей.
Проходя мимо, Пуаро весьма любезно с ней простился.
В дверях он обернулся и спросил:
— Я полагаю, вам известно, что мисс Бакли была помолвлена с пилотом Майклом Сетоном?
Она изумилась.
— Что? С тем самым, о котором так шумят в газетах?
— Да, с ним.
— Вот уж не думала. И в мыслях не было. Помолвлен с мисс Ник!
— Полнейшее и искреннее удивление, — заметил я, когда мы вышли из дому.
— На вид вполне.
— Возможно, так оно и есть, — предположил я.
— А эта пачка писем, несколько месяцев провалявшаяся под lingerie? Нет, mon ami.
«Ну да, конечно, — подумал я — Однако не каждый из нас Эркюль Пуаро. Не все суют нос, куда их не просят». Но я промолчал.
— Эта Эллен — какая-то загадка, — говорил Пуаро — Мне это не нравится. Я здесь чего-то не могу понять.