Убийство в разгар зимы

«Если вы явитесь в наш дом через полчаса, то я придумаю повод для вашего появления. Лучше всего представить вас журналистом. Я могу сказать, что вы прибыли из Парижа и что вы принесли некие рекомендации от месье де Сент-Алара. Мадам Дерулар очень слаба здоровьем, и ее мало волнуют такие детали».

Под изобретенным мадемуазель предлогом я был допущен в этот дом и приглашен на короткую аудиенцию к матери покойного депутата, которая оказалась на удивление импозантной дамой аристократического вида, хотя, очевидно, слабого здоровья.

Не знаю, мой друг, – продолжал Пуаро, – можете ли вы в достаточной мере представить всю сложность моей задачи. Интересующий меня человек умер три дня назад. Если там и имела место нечистая игра, то допустима была только одна возможность – яд! А у меня не было никакого шанса увидеть тело, и не было никакой возможности исследования или анализа, никакого способа, который помог бы определить наличие и тип яда. Не было никаких сведений, подозрительных фактов или иных зацепок, над которыми можно было бы поразмышлять. Был ли этот человек отравлен? Или он умер естественной смертью? И вот мне, Эркюлю Пуаро, предстояло разобраться во всем этом без какой-либо внешней помощи.

Для начала я опросил всех слуг и с их помощью сделал некоторые выводы о том вечере. Я обратил особое внимание на подаваемые к обеду блюда. Месье Дерулар сам наливал себе суп из супницы. Далее последовали отбивные и какое-то блюдо из курицы. На десерт подали фруктовый компот. И все это находилось на столе, а месье брал все собственноручно. Кофе принесли в большом кофейнике и также поставили на обеденный стол. То есть невозможно было, mon ami, отравить кого-то одного, не отравив всех остальных!

После обеда мадам Дерулар удалилась в свои комнаты в сопровождении мадемуазель Вирджинии. Три человека вместе с месье Деруларом удалились в его кабинет. Там они мирно поболтали какое-то время, затем вдруг совершенно неожиданно наш депутат рухнул на пол. Месье де Сент-Алар бросился за Франсуа и велел ему срочно вызвать доктора. Он объяснил, что Дерулара, несомненно, разбил апоплексический удар. Но когда доктор прибыл, больному уже не нужна была помощь.

Мистер Джон Уилсон, которому меня представила мадемуазель Вирджиния, был типичным английским Джоном Буллем, то есть дородным джентльменом среднего возраста. Его рассказ, изложенный на чисто британском французском, был, по существу, таким же.

«Дерулар очень сильно покраснел и рухнул на пол».

Больше мне совершенно нечего было там искать. Затем я отправился на место трагедии, в кабинет, где меня по моей просьбе оставили одного. Пока я не обнаружил ничего, что могло бы поддержать версию мадемуазель Меснар. Мне ничего не оставалось, как только предположить, что это было заблуждение с ее стороны. Очевидно, она испытывала некие романтические чувства к покойному, что и мешало ей трезво взглянуть на этот случай. Тем не менее я тщательнейшим образом осмотрел кабинет. Можно было допустить лишь то, что шприц был спрятан в кресле покойного таким образом, чтобы он в итоге получил смертельную инъекцию. Мгновенный укол, который мог быть причиной смерти, возможно, остался незамеченным. Но я не смог обнаружить ни одного признака для подтверждения моей версии. В полном отчаянии я с размаху опустился в кресло.

«Пора прекратить поиски! – вслух сказал я. – У меня нет ни одной зацепки! Все совершенно нормально».

Как только я произнес эти слова, мой взгляд упал на большую коробку шоколадных конфет, что стояла рядом на столике, и в груди у меня что-то екнуло. Возможно, эта коробка не имела никакого отношения к смерти месье Дерулара, но в ней, по крайней мере, было кое-что необычное. Я поднял крышку. Коробка была полна, нетронута; все конфеты были на месте… и именно поэтому мне бросилась в глаза одна удивительная деталь. Понимаете, Гастингс, коробка изнутри была розовая, а крышка – голубая. Иными словами, часто можно увидеть розовую коробку, завязанную голубой тесьмой, и наоборот, но чтобы коробка была одного цвета, а крышка – другого… нет, решительно cа ne se voit jamais!

Однако, хотя пока не понимал, как это маленькое несоответствие может помочь мне, я решил расследовать его как нечто из ряда вон выходящее. Позвонив в колокольчик, я вызвал Франсуа и спросил его, любил ли сладости его покойный хозяин. Слабая, меланхоличная улыбка промелькнула на его губах.

«Страстно любил, месье. Он всегда держал в доме коробку конфет. Вы понимаете, он вообще не пил спиртного».

«Однако эта коробка даже не начата?»

Я поднял крышку, чтобы показать ему.

«Пардон, месье, но в день его смерти была куплена новая коробка, предыдущая почти закончилась».

«Значит, предыдущая коробка опустела в день его смерти», – задумчиво сказал я.

«Да, месье, утром я обнаружил, что она пуста, и выбросил ее».

«И как часто месье Дерулар баловал себя конфетами?»

«Как правило, после обеда, месье».

Забрезжил свет…

«Франсуа, – сказал я, – могу я рассчитывать на ваше благоразумие и сдержанность?»

«Если в этом есть необходимость, месье».