Она протянула ему руку. Он пожал ее, словно они только что познакомились. У Ольги ладонь была прохладная, почти холодная. Обручальное кольцо она не носила.
Очень сладкое, густое и терпкое арабское вино, которое Ольга заказала к обеду, приятно кружило голову. Впервые за суматошный день Турецкий ощутил себя в Париже! После обеда они неторопливо пили кофе, поданный в игрушечных фарфоровых стаканчиках. В зале было слишком жарко, и они попросили подать кофе под тент у входа в ресторан. Они сидели в тени за столиком на двоих, молча потягивали кофе и смотрели на прохожих.
– Иногда в такие минуты я начинаю любить свою работу, – неожиданно призналась Ольга.
Турецкий взглянул на нее с непониманием. «Важняку» ни на мгновение сегодня не показалось, что перед ним человек, ненавидящий дело, которым занят. В облике Ольги Ионеску не было расхлябанности, усталой несобранности и равнодушия – именно тех черт, по которым Турецкий с первого взгляда отличал девиц, занятых не своим делом. Такие бубнят через губу, рявкают в телефонную трубку и смотрят на вас с тихой ненавистью, словно вы пришли к ним с целью отравить их жизнь.
Нет, в Ольге ни одна черта не подходила под подобное определение!
– Разве вы не любите свою профессию? – спросил Турецкий.
– В детстве я мечтала стать актрисой!
Повисла неловкая пауза.
У Турецкого мелькнула неприятная мысль в том роде, что девчонка наверняка плохонький адвокатишка, дура и испортит ему все дело. Возможно, Ольга прочла эту мысль в его глазах.
– Не беспокойтесь, я очень хороший профессионал, – со сдержанной гордостью сказала она. – Иначе меня бы к вам не прислали. Я не люблю свою работу, но умею делать ее хорошо. Наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями.
И, помолчав, добавила:
– Если бы вы были моим французским клиентом, я бы вам этого не говорила.
Турецкий вдруг понял: для нее он был одним из тех «загадочных русских», которых можно найти только в романах Достоевского да в фильмах Никиты Михалкова. Он, и только он, мог оценить по достоинству ее мятущуюся душу! Он обязан был заметить, что перед ним сидит не сухая мымра-адвокатша, а красивая и нежная натура!
– Почему же вы пошли учиться на юридический? – спросил он, чтобы как-то загладить свои шкурные опасения за исход дела.
– Из-за денег, – пожала плечами Ольга. – В жизни многое происходит из-за денег, хотя люди не любят в этом признаваться даже себе. Мечты мечтами, а реальность – это реальность. Не надо мечтать, надо жить.
«Интересно, а кем в детстве мечтала стать Полина Лебедева? Актрисой? Фотомоделью?» – подумал Турецкий, невольно сравнивая обеих девушек. Между ними – русской и француженкой – была общность, неуловимая для глаза. Ощущение родства…
– Интересно, о чем думает девушка, мечтая стать актрисой? – вслух спросил Турецкий. – О славе? О поклонниках? О богатстве?
– О бессмертии, – вдруг сказала Ольга.
– Как?
– Я имею в виду возможность обессмертить себя, хотя бы на экране. Актеры стареют и умирают, а их герои – живут вечно.
«Надо будет это обмозговать на досуге», – решил Турецкий.
После обеда «важняк» из уличного автомата позвонил в Москву Меркулову. Ему повезло – Меркулов был на месте и сразу ответил. Узнав о затруднениях, пообещал выслать по электронной почте копии недостающих документов по делу Лебедевой. Турецкий продиктовал ему адрес почтового ящика Ионеску.
Весь следующий день они провели в беготне. Ольга утром распечатала изъятые из интернетовского ящика документы. Заехала за Турецким в гостиницу и сказала, что документы необходимо перевести на французский и нотариально заверить перевод. Они бросились отыскивать нотариальную контору, способную совершить подвиг за день. Наконец контора была найдена, документы отданы на перевод, пошлина уплачена. Осталось ждать до завтра, что скажет суд.
Остаток дня Турецкий провел в обществе Ольги. Она пригласила его посетить Лувр. Самая огромная толпа, разумеется, обступала «Джоконду» Да Винчи. Глядя на знакомую с детства улыбку зеленовато-коричневой женщины, Турецкий с унынием решил, что шедевры выглядят лучше на репродукциях.
В сувенирном магазинчике Лувра он истратил почти всю свободную валюту на открытки и плакаты с репродукциями знаменитых картин и подумал: хорошо, что на его месте нет жены. Ирина бы морально истерзалась, глядя на роскошные каталоги импрессионистов ценой в триста долларов!
Вернувшись на парковку, Ольга недобрым словом помянула того придурка, который припарковал свой серый «мерс» слишком близко к ее машине. Выруливая с тесной парковки, мадам Ионеску ругалась так энергично, что Турецкий понял ее даже по-французски.
Третий день его пребывания на родине графа Монте-Кристо начался с утреннего визита в нотариальную контору. Они с Ольгой примчались до открытия и сидели в машине (снаружи шел дождь), пока не явилась секретарша мэтра и не отперла контору. Через пять минут явился и сам мэтр, подмахнул заверения в подлинности переводов, всучил их Ольге. На русскоговорящего Турецкого мэтр посмотрел так неодобрительно, словно подозревал его в изнасиловании несовершеннолетних.