Решив немного смягчить общее впечатление от Наташкиной агрессивности и начиная подозревать, что с проводницей случилось нечто из ряда вон выходящее, я торопливо разъяснила ситуацию: утром случайно оставили в своем купе кое-какие вещи и только сейчас спохватились.
— Я ничего не знаю, — буркнул проводник и, опровергая свое заявление, выдал: — Прямо повальная забывчивость. Праздники, что ли, на людей так действуют? Обратитесь в бюро находок, обычно вещи забывчивых пассажиров сдаются туда. Отойдите от вагона, через две минуты отправление.
— Это не совсем обычная вещь, — отрывая меня от поручня, наставительно заметила Наташка. — Где нам найти проводницу?
— Послезавтра утром обратитесь к начальнику поезда, — сухо ответил молодой человек, выразив намерение закрыть дверь. И закрыл бы, да покосился на меня. Скорее всего, опасался, что в безумном намерении затормозить отправление поезда, опять вцеплюсь в поручень. Ну а я, как нельзя кстати, представляла собой объект, на который без слез не взглянешь, а если взглянешь, забудешь про все на свете. Про технику безопасности тем более. Про нее всегда первым делом забывают. Не мудрено. Горестно покачиваясь из стороны в сторону, я думала о том, что проводница стала очередной жертвой неведомого убийцы. Зачем ему свидетели?
Последнюю минуту проводник из жалости ухлопал на сеанс моей релаксации, убеждая не беспокоиться за утраченную вещь. Пруткова Галина — человек честный и порядочный, если что-то нашла, обязательно вернет. Заболела она. Это ж надо додуматься, зимой шляться в плаще, пусть даже и с подстежкой. Вытащив мобильник, он скороговоркой предложил запомнить номер Галины. Только ни в коем случае не рассекречивать источник информации. Поезд тронулся, а мы все бежали за вагоном, сверяя цифры номера. Возвращаясь назад, продолжали бормотать его вслух, несмотря на то что Наташка занесла данные в свой мобильник.
Звонить Прутковой вот так сразу с платформы не решились. Следовало отдышаться и выбрать правильный тон. Я продолжала шумно радоваться тому, что проводница жива, просто немного нездорова. Признаки простуды появились еще в пути. А может, у человека пересменка и на ее «улице» короткий праздник выходных дней. Задуматься над словами проводника о повальной забывчивости пассажиров не удосужилась, для меня забывчивость — явление обычное. Самой крупной потерей следовало считать пуловер, который я закончила вязать в одном из речных круизов на теплоходе, в расчете подарить его мужу. К тому времени Димка этот подарок видеть не мог, потому как из-за него не мог видеть меня — «обвязалась», не поддаваясь на призывы порадоваться жизни. Спустя короткое время после окончания круиза, выяснилось — пуловер остался в каюте. На память. Сказать, что Димка расстроился, не могу. По-моему, даже обрадовался лишнему поводу подчеркнуть свое превосходство. Все свелось к тому, что судьба меня осчастливила, преподнеся такого супруга в качестве подарка. Я вынужденно согласилась. На его беду, при Наталье. Подруга, не задумываясь, заметила, что подарки, в основном, дарят такие, какие самим не нужны. Чтобы потом не обзавидоваться. Дня три Димка демонстративно с ней не общался…
Крупные хлопья снега, на которые расщедрилась погода, мешали рассуждать в правильном направлении. Наташка уныло заметила, что на даче сейчас сказочная красота. Даже без магистрального газа, которым в два счета можно обеспечить отопление садового дома. Жаль, что эти «два счета» — первый за подводку к участку, второй за окончательные работы — непомерно велики. Осознание масштаба расходов будет постоянно мешать созерцанию падающего с небес нерукотворного великолепия. В конце концов снежинками можно любоваться и в городе из окна квартиры. Даже вечером, достаточно лишь выключить свет. К тому же надо позвонить проводнице Прутковой. А я удачно вспомнила о завалявшемся дома старом мобильнике. Оставалось только приобрести сим-карту, что мы безотлагательно и сделали.
Тактику переговоров с Прутковой окончательно так и не утвердили. В метро мешал шум, но кое-что оговорили. В частности, исключили вариант словесного напора — отдайте содержимое пакета со львом по-хорошему. В лифте отметили непригодность версии о том, что тапочки и журнал — последний привет покинутого мужа сбежавшей жене. Чужая просьба, которую мы не можем не выполнить. Дома у него коза, семеро козлят и трое детей.
— А тапки — заговоренные, — вздохнула я. — Призваны указать беглянке единственно-правильный путь, то есть обратную дорогу к дому, из которого она сбежала. Дурь несусветная.