Убийство в Тамбовском экспрессе

Я попыталась подхватить Галину под руку, но мне не удалось переложить часть ее веса на себя. Так и доплелась до дивана лишним грузом. С облегчением шлепнувшись на него прежде Галины, спросила:

— А кто такой Ярик?

— Ярослав. Сын моей жены от первого брака и мой приемный сын. Ему четыре года. Отличный парень.

Олег оперативно поднял с пола подушку, аккуратно отряхнул и вежливо попросил меня с дивана. Уложив на него мать, повернулся ко мне.

— Если не трудно, поднимите с пола одеяло. А если вам интересно, кто такой Мурзилка, то это соседский кот Мурзик. Частенько у нас столуется. Мама, когда устроилась работать проводницей, говорила, что хочет наконец мир посмотреть.

— Ага, в промежутках между мучительным кратковременным сном и каторжной явью, — встряла Наташка. — Не сомневаюсь, что особенно привлекательно выглядят многочисленные перроны вокзалов. Изысканная серость асфальта, чокнутые пассажиры, как с голодухи выскакивающие на каждой остановке за едой или выпивкой… А у нее вообще какая-нибудь профессия есть?

— Она библиотекарь, если сейчас это можно считать профессией.

— Замечательно! А ты тоже библиотекарь?

— Я по образованию музыкант. Скрипач в свободное от основной работы время.

— О как! — Наташка уставилась на Олега во все глаза. — Основная работа, надо полагать…

— Не надо полагать. Основных работ несколько. Даю уроки музыки, а в остальное время просто разнорабочий. Семью кормить необходимо. Жена тоже пытается совмещать несколько профессий. У нее это лучше получается.

Он с вызовом посмотрел на нас с Наташкой. Я мысленно приодела его в концертный фрак и нашла, что он выглядит очень интеллигентно. Даже без очков. Перевела взгляд на Галину и отметила их сходство, только Олег по понятным причинам смотрелся несравненно лучше матери. Красавцем я бы его не назвала, но к разряду симпатяг он точно относился. Особенно выделялись на смуглом, тщательно выбритом лице пронзительно-серые глаза.

— Разнорабочий! Интересная у тебя работа! — с небольшой заминкой одобрила Наташка род занятий Олега. — Каждый раз разная. Что будем с мамой делать?

На этих словах Галина подала признаки жизни и изобразила дрожащей рукой волнистую линию. Неужели от колотившего ее озноба? Говорить она по-прежнему не могла.

— Похоже на стиральную доску старого образца. Только стирка сейчас не ко времени. А! Кажется, больная хочет к морю… — неуверенно перевела подруга.

Лицо Галины сморщилось от нашего непонимания. Я склонилась над ней и предложила иной вариант переговоров. Мы спрашиваем, она глазами отвечает. При согласии хлопает ресницами, при несогласии… ну это понятно — никак не реагирует.

— Чаю, воды?

Никакой реакции.

— Надо подвинуть поближе к ней рефлектор, — не спрашивая мнения Галины, заявила Наташка. — От ее трясучки диван развалится.

— Кажется, рефлектор не работает, — бесстрастно доложил Олег. — Жаль, что у нас не газовое отопление. Может, у нее есть какое-нибудь обезболивающее?

— Гений! — восхитилась я. — Сюда она добиралась уже простуженная. Наверняка что-нибудь из лекарственных препаратов по дороге прикупила. Для самолечения. Где ее сумочка?

— Не надо лазить по чужим сумкам, — остановила меня Наташка, — я обнаружила на подоконнике аптечный пакетик, сейчас больной полегчает.

Больная на нашу суету не реагировала, безмолвно плакала. Попытка напоить ее шипучим жаропонижающим далась с трудом. В самый неподходящий момент меня осенила догадка. А все потому, что подумалось: живительная влага встает у Галины поперек горла — колом. Есть же такое выражение «первая колом, вторая соколом, третья мелкой птахой». Правда, оно характеризует процесс потребления иной живительной влаги. Но как бы то ни было, я про этот злополучный кол вспомнила. От него уже перешла к мыслям о карандаше. А от карандаша до шариковой ручки было рукой подать. Изображая рукой волнистую линию, Галина просила дать ей пишущее средство.

— Ручка! — заорала я, и бедняжка, с трудом проглотив очередную маленькую порцию растворенного лекарства, хлопнула в знак согласия глазами и закашлялась.

Это было ужасно! Страдания, которые она при этом испытывала, трудно описать. Вытянувшись с перепугу в струнку, я невольно изобразила их гримасами на собственной физиономии, сопровождая сочувственными повизгиваниями. Расплескивая лекарственный препарат, Наташка пыталась остановить приступ кашля, призывая Олега обеспечить матери стойкое сидячее положение и оказывая ему одной рукой посильную помощь.

— Прекрати корчить рожи!!!

Выплеснутый подругой в мой адрес вместе с лекарством вопль гнева почему-то примерила на себя Галина. Душераздирающий кашель мгновенно оборвался, подушка свалилась с дивана на пол, а ее место автоматически занял Олег. Пораженная убедительной силой своего гласа Наташка задумалась, стоит ли за него извиняться перед больной. Как-никак ей полегчало. И пока она думала, я окончательно пришла в себя и осторожно отняла у подруги чашку с панацеей. Вернее, ее остатками. Мне даже удалось напоить ими Галину. Она и не пикнула. Дыхание выровнялось, только по-прежнему было жестким и сиплым.