— Он не сказал. Знаю только, что они повздорили.
— С чего ты взяла?
Я среди ночи проснулась и пошла в туалет. И когда вышла в прихожую, услышала голоса. Андерс что-то кричал. Но я не хотела подслушивать, и снова ушла к себе.
— А ты уверена, что он кричал на Гуннара?
— О чем это ты? Кто же там еще мог быть?
— Не знаю. Может, ты кого другого слышала?
— Да что ты. Но ведь если это они сидели там, внизу, на кухне, то кого я могла еще слышать?
— Да, пожалуй, никого. Ты можешь хотя бы примерно вспомнить, который был час?
— Думаю, что-то около двух.
— А тебе не кажется странным, что Андерс мог отправиться купаться прямо из-за стола в такое время? Гуннар то что говорит?
— Что около двух они разошлись спать. И что Андерс был здорово пьян. Гуннар сам слегка принял лишнего, по его словам. Поэтому он помнит только, что поднялся прямо к себе в комнату и заснул как убитый, поверх постели и не раздеваясь. Я могу предположить, что Андере проснулся с крепкого похмелья и решил спуститься к озеру освежиться холодной водичкой, принять приличный вид, прежде чем все соберутся к завтраку.
— Гуннар ничего не говорил о том, что они поссорились?
— Наоборот. Хорошо посидели, говорит он. Договорились, что если одного из них сделают директором, то другой будет всячески ему содействовать и не станет вставлять палки в колеса. Они даже условились, что победитель сделает все возможное, чтобы другой получил какой-нибудь соответствующий пост. Кроме Шведского музея есть ведь другие музеи и научные учреждения.
— Интересно. Выходит, они там, за кухонным столом, выкурили трубку мира?
— Да, и я полагаю, что Андерс именно затем Гуннара и пригласил. В глубине души он был очень чувствительный человек и всячески старался избегать конфликтов.
Я посмотрел на нее. Она уже успокоилась и перестала плакать, но выглядела довольно жалко. Тушь на ресницах потекла от слез, а волосы были бесцветными и непричесанными. Я вновь вспомнил фильмы 50-х годов. Теперь Барбру была похожа на порядочную деревенскую девушку, которая вернулась домой, обнаружив, что большой город не только велик, но и опасен. Я улыбнулся. Она это заметила и удивленно взглянула на меня.
— Подумал об Андерсе, — объяснил я. — Мы же вместе выросли. Вообще-то, я могу понять, что он захотел прийти в себя, что ему было бы неудобно явиться к завтраку в таком виде. Свен Лундман все-таки его шеф и еще может сказать свое слово в отношении преемника. А выпивающий директор музея, как я понимаю, не самый удачный выбор. Поэтому, встав раньше всех остальных, он спускается к мосткам, раздевается и плывет на середину озера, чтобы протрезветь.
Она согласно кивнула и добавила:
— Да, вся одежда, в которой он был вчера, лежала аккуратно сложенной на мостках.
— А разве так обычно делают?
Она вопросительно посмотрела на меня.
— Стоит ли напяливать на себя с утра всю одежду, чтобы спуститься к мосткам и окунуться? Не проще ли было, отправляясь на озеро, надеть только плавки и халат? Другими словами, не переодеваться на мостках?
— Не знаю. Во всяком случае, его одежда там лежала, и уложил ее скорее всего он. Может, он просто хотел переодеться сразу после купания и идти готовить нам завтрак.
— Во всей этой истории есть одна странная деталь. — Я задумчиво глянул на нее.
— Что такое?
— Андерс не умел плавать.
— Не умел плавать?! Что ты хочешь этим сказать?
— То, что говорю. Андерс не умел плавать и панически боялся воды. Я знаю, потому что однажды в буквальном смысле спас ему жизнь. Андерс и раньше побаивался озера. Он, конечно, любил порыбачить, но всегда был крайне осторожен. А плавать он так и не научился с детства после того, как перенес воспаление среднего уха, и врачи рекомендовали ему избегать купания. Но однажды утром мы выехали побросать блесну, и у него клюнуло. Это была огромная щука, по крайней мере нам так показалось. Он подвел ее к борту лодки и собирался подцепить багром, но перестарался и вывалился в воду. Лодка накренилась, весла выпали в озеро, плоскодонку стало относить. Он то погружался, то всплывал на поверхность; я прыгнул в воду и со второй попытки ухватил его. Затем мне удалось вытащить его на берег. Не спрашивай меня как, но с криками о помощи я его кое-как вытянул. На берегу перевернул, вылил из него воду. Он долго лежал, его рвало до тех пор, пока он немного не оклемался. С тех пор Андерс близко не подходил к воде, если не было крайней необходимости. И насколько я знаю, он так и не научился плавать, даже в армии от плавания был освобожден. Он утверждал, что у него с ушами не в порядке и, если в них попадает вода, он теряет равновесие.
Барбру смотрела на меня так, будто не понимала смысла сказанного.
— Ты хочешь сказать, — произнесла она неуверенно. — Ты хочешь сказать…