— Вероятно, мне следовало бы обсудить все это с мужем, но я надеялась, что полудетская привязанность Жака к этой девушке угаснет сама собою — и тем скорее, чем меньше значения придавать ей. Теперь я виню себя за это молчание, но муж, как я уже говорила, был в последнее время удручен и озабочен, так не похож на себя самого, что я просто не могла нанести ему еще и этот удар.
Мосье Отэ кивнул.
— Когда вы сказали отцу о ваших намерениях относительно мадемуазель Добрэй, — продолжал он, — ваш отец удивился?
— Он был просто ошеломлен. Потом приказал мне тоном, не терпящим возражений, выбросить эту мысль из головы. Он никогда не даст согласия на наш брак, сказал он. Крайне уязвленный, я спросил его, чем ему не нравится мадемуазель Добрэй. Он так и не дал мне вразумительного ответа, туманно намекал на какую-то тайну, окружающую мать и дочь. Я отвечал, что женюсь на Марте, а прошлое ее матери меня не интересует. Тогда отец стал кричать, что вообще не желает больше обсуждать эту тему и что я должен отказаться от своей затеи. Такая ужасная несправедливость, такой деспотизм просто взбесили меня, особенно, может быть, потому, что сам он всегда был предупредителен с мадам Добрэй и Мартой и не раз говорил, что надо бы пригласить их к нам. Я совсем потерял голову, и мы всерьез поссорились. Отец кричал, что я целиком завишу от него, и тут, должно быть, я и сказал, что все равно сделаю по-своему, когда его не станет...
Пуаро вдруг перебил его:
— Значит, вы знаете, что говорится в завещании?
— Знаю, что половину своего состояния он оставил мне, а вторую половину — матушке, с тем чтобы после ее смерти я наследовал ее часть, — ответил молодой человек.
— Продолжайте же, — напомнил ему следователь.
— Потом мы кричали друг на друга, мы оба были уже в совершенно невменяемом состоянии, и тут я вдруг спохватился, что могу опоздать на поезд. Мне пришлось бегом бежать до самой станции. Поначалу я был вне себя от ярости, но вдали от дома гнев мой постепенно остыл. Я написал Марте о том, что произошло между мной и отцом, и ее ответ еще больше успокоил меня. Она писала, что мы должны быть стойкими и в конце концов отец перестанет противиться нашему браку. Нам надо проверить свое чувство и убедиться, что оно глубоко и неизменно. И когда мои родители поймут, что с моей стороны это не просто увлечение, они, конечно же, смягчатся. Разумеется, я не вдавался в подробности по поводу главной причины, которую выдвигал отец против нашего брака. Но скоро я и сам понял, что грубая сила — плохой помощник в таком деле.
— Что ж, перейдем теперь к другому вопросу. Скажите, мосье Рено, имя Дьювин вам знакомо?
— Дьювин? — повторил Жак. — Дьювин? — Он нагнулся и не спеша подобрал с пола нож, который прежде смахнул со стола. Он поднял голову и поймал на себе пристальный взгляд Жиро. — Дьювин? Нет, по-моему, незнакомо.
— Не желаете ли прочесть письмо, мосье Рено? Тогда, может быть, вам придут в голову какие-либо соображения насчет того, кто мог бы написать такое письмо вашему отцу.
Жак Рено взял письмо, быстро пробежал его, и краска залила его лицо.
— Оно адресовано отцу? — взволнованно спросил он. Голос его дрожал от возмущения.
— Да. Мы нашли письмо в кармане, в его плаще.
— А... — Он осекся, метнув взгляд на мадам Рено.
Следователь понял, что он хотел спросить, и ответил:
— Пока — нет. Не догадываетесь ли вы, кто автор письма?
— Нет, понятия не имею.
Мосье Отэ вздохнул:
— Невероятно загадочное дело. Ну что ж, отложим пока письмо. Итак, на чем мы остановились? Ах да, орудие убийства. Боюсь невольно причинить вам боль, мосье Рено. Я знаю, вы подарили этот нож вашей матушке. Очень печально... просто ужасно...
Жак Рено подался вперед. Его лицо, пылавшее, когда он читал письмо, теперь стало белым как мел.
— Вы говорите... отец был... был убит ножом из авиационной стали? Нет, невозможно! Это же маленький, почти игрушечный ножик!
— Увы, мосье Рено, такова горькая правда! Этот игрушечный ножик оказался прекрасным оружием. Остер как бритва, а черенок так удобно ложится в руку.
— Где он? Можно мне посмотреть? Он что, все еще в... теле?
— О нет, конечно. Его вынули. Вы действительно хотите посмотреть? Чтобы удостовериться? Что ж, это возможно, хотя мадам Рено его уже опознала. Мосье Бекс, могу я вас побеспокоить?
— Конечно. Я тотчас схожу за ним.
— Может быть, лучше проводить мосье Рено в сарай? — вкрадчиво предложил Жиро. — Он, вероятно, захочет увидеть отца.
Молодой человек содрогнулся и отчаянно замотал головой. Следователь, который всегда был не прочь досадить Жиро, ответил:
— Пока не надо... потом, может быть. Мосье Бекс, будьте так любезны, принесите сюда нож.
Комиссар вышел из гостиной. Стонор подошел к Жаку и стиснул его плечо. Пуаро поднялся и стал передвигать подсвечники, стоявшие не совсем симметрично, — они давно уже не давали ему покоя. Следователь снова и снова перечитывал таинственное любовное послание в надежде найти подтверждение своей первоначальной версии — убийство на почве ревности.
Вдруг дверь с грохотом распахнулась и в гостиную ворвался комиссар.