Убийство за кулисами

— Удивляюсь, как он удержался, чтобы не попросить у вас автограф! — Турецкий наконец расхохотался, и Юрий невольно улыбнулся за компанию.

— Я тронут, — нашелся он наконец.

— Да уж… — неопределенно пробормотал Сан Борисович и тут же сменил тон: — Ну ладно, будем считать лирическое отступление законченным, перейдем к делу.

И, нажав кнопку селектора, наклонился над его микрофоном:

— Померанцева ко мне, пожалуйста…

Спустя несколько минут обстановка в кабинете уже совсем не напоминала игривую. Вопросы на этот раз Юрию задавал сам Турецкий, а Померанцев вел протокол где-то за спиной певца.

— Сегодня, — произнес Александр Борисович, — я хотел бы услышать от вас, Юрий Валерьевич, все о той ночи… Все, что вы помните, начиная с того момента, как договорились с Краевой о своем визите…

— Да… Да, конечно. — Строганов помрачнел. Было видно, что предстоящий разговор для него не просто труден — почти непереносим… Дело не только в самом убийстве, но и в реакции на него Юрия, которая оказалась, мягко говоря, не самой достойной…

Сейчас ему предстояло собрать все мужество, чтобы назвать вещи своими именами…

— Прежде всего, — голос Строганова слегка сел, — мы с Машей об этой встрече не договаривались, мы с ней вечером поссорились из-за какой-то мелочи…

— Из-за какой именно?

Юрий опустил глаза, вздохнул и продолжил:

— Глупо вышло… Я вообще-то не ревнивый, тем более к прошлому. Но тут мне показалось… Словом, она выразила недовольство тем, что дела с зарубежными поездками продвигаются медленнее, чем хотелось бы. И сказала, что у нее есть один близкий знакомый, который, если она попросит, сделает для нее все, и что он мог бы помочь — конечно, если я согласен… Маша так это сказала, что мне не понравилось — насчет близкого знакомства, я спросил, кто это такой, она не стала отвечать, ну и поссорились… Вечером после репетиции она уехала одна на такси. А я просто не мог ехать домой, мысли всякие в голову лезли… Просто катался какое-то время по городу… Я был страшно расстроен, потому что этот день… вечер… был традиционно днем нашего свидания…

— Постоянно?

— Да, уже не первый год… Я тогда еще, если поймете, надеялся, что жена с сыном одумается и вернется… очень скучал по сыну. И не хотел афишировать наши с Машей отношения. Тем более что так сложилось еще при жене — я имею в виду пятницу как день свидания.

— Понятно, — кивнул Турецкий. — И, надо полагать, встречались вы тоже всегда в одно и то же время?

— После спектакля Маша уезжала одна, спустя какое-то время я отправлялся следом.

— Какое время?

— Ну… минут, наверное, двадцать, может, немного больше…

— Давайте посчитаем, — прервал его Турецкий, — это может оказаться важным… Итак, насколько понимаю, спектакль завершался в одиннадцать?

— Да, по пятницам — в одиннадцать. Потому что короткий рабочий день, можно было начинать его пораньше, но позже, чем в выходные…

— Хорошо, — кивнул Александр Борисович. — Плюс полчаса вы выжидали, плюс на дорогу… Сколько?

— Ровно сорок две минуты, — вздохнул с тоской Строганов.

— Итого получается, что к дому Краевой вы добирались где-то в десять — пятнадцать минут первого… Верно?

Юрий молча кивнул.

— А она? Она соответственно на полчаса — сорок минут раньше вас, то есть где-то около полуночи Краева была уже дома, — утвердительно сказал Турецкий. — Валерий, что там говорит судмедэксперт о времени наступления смерти?..

— От двадцати трех вечера до трех утра, — моментально отозвался Померанцев.

— Годится, — кивнул Александр Борисович и снова обратился к Строганову: — Продолжайте…

— Ну в ту пятницу я, как уже говорил, катался по городу, пока не решил поехать к Маше, несмотря на поздний час. Я понял, что не могу не помириться с ней, собирался извиниться…

— В котором часу вы подъехали к ее дому?

— Вот тут я вам вряд ли помогу, — невесело покачал головой Строганов. — Я знаю, что была ночь, поскольку улицы опустели, но время… Нет, не знаю, я не смотрел на часы.

— Теперь, если можно, подробнее, — мягко попросил Турецкий.

— Да-да, конечно… Я помню, что, после того как вошел в подъезд, даже лифт не стал вызывать, мне казалось, что пешком быстрее: я очень спешил помириться, через ступеньки перепрыгивал, добираясь до Машиной квартиры… И в первую секунду обрадовался, что дверь приоткрыта, значит, не спит… А потом… Потом я ее увидел и поначалу подумал — Маше плохо стало, она упала в обморок… Нет, я не знаю, что я подумал, не помню!..

Строганов сжал руки, в тишине кабинета хрустнули суставы пальцев.

— Знаете, это было, как в дурном сне… — горько произнес он. — Я увидел кровь, когда схватил Машу за плечи и попытался ее поднять… Потом эту жуткую рану… Потом — пистолет…

— Вы не пытались ее окликнуть в первую минуту, когда думали, что ей просто стало плохо?

— Не знаю, наверное, может быть… Помню, что, когда понял, что Маша мертва, убита… у меня гортань сжало, как петлей, я бы в этот момент и под пыткой не издал ни звука…

— Вы помните, как подняли пистолет?