Убийство жестянщиков

Я потеряла любовь,
Любовь, пришедшую с Запада.
Я жду ночи,
Ночи, которая наступит.

Я буду лежать на подушке,
Рядом – моя любовь.
Я жажду коснуться
И смотреть на мою любовь.

Рядом с тобой
Я люблю дышать,
Я люблю убивать,
Рядом с любовью моей
Я хочу лежать.

Я мало что понимаю, но тогда я понял, что требуется основательно выпить, и немедленно. Я сказал:

– Замечательно.

– Я не собираюсь больше писать, просто это для…

– Большое спасибо.

Немного погодя она спросила:

– Твоя жена очень умная?

– Она меня бросила, значит – умнее некуда.

Она пропустила это мимо ушей и сказала:

– Кэти рассказывала, что она училась в колледже.

У Кэти язык как помело. Я ответил:

– Правильно.

– Чтобы кем стать?

Господи, мало мне стихов, скоро я совсем отупею.

– Защитить диссертацию по метафизике.

Она закусила нижнюю губу и заметила:

– Я не знаю, что это значит.

Я смягчился и сказал:

– Малышка, в тех местах, где я был, да и там, где я могу оказаться, на этом не заработаешь даже на сухой плевок.

Она задумалась, потом сказала:

– Я это тоже не очень понимаю, но чувствую себя немного лучше.

Мне хотелось спать. Я сказал:

– Отдохни, детка.

– Ладно, но у себя на работе я зарабатываю кучу денег. Я тебе дам.

Господи!

Она ушла рано утром. Со мной случилось то, что принято называть эмоциональным похмельем. В любое время я променял бы его на обычное, алкогольное. По крайней мере, в этом случае вы знаете, что делать. Под дверь был подсунут конверт. Осторожно открыл – пачка крупных купюр. И записка:

Тратьте, не стесняйтесь.

Трубочист.

Почерк у него был классный. Как если бы он писал гусиным пером. Черт, а может, и в самом деле?

* * *

Один из первых уроков, который вы получаете, начиная работать в полиции, называется «крутые мужики». В инструкции о них ничего не сказано. Это вы узнаете на улицах. Каждый город имеет свою квоту. Они крутые в прямом смысле этого слова. Безжалостные, беспощадные, несломленные. Их нельзя сравнить с забияками из пивнушек. Они не рекламируют свои способности. В этом нет нужды. Все читается в их глазах.

Те, с кем мне приходилось сталкиваться, отличались одной особенностью – несокрушимой справедливостью. Они от нее никогда не отступали.

Билл Касселл. Ничего себе имечко? Никто, я подчеркиваю, никто не смел шутить по поводу его имени. Он был гибридом. Мать – уроженка Голуэя, отец из преисподней. У Билла была устрашающая репутация. Полицейские держались от него на приличном расстоянии. Я учился с ним в школе. Многие годы он терпел битье, а когда вырос, расплатился по счетам. Каждый учитель, который бил его розгами, был наказан. Позднее, далеко не сразу. Он оказался бесконечно терпеливым человеком.

На пирсе есть пивнушка, называется «У Свини», маленькая, темная и опасная. Случайного прохожего оттуда выносят. Туристам она не попадается на глаза. Я решил туда заглянуть. Направился к «Даннес», чтобы приодеться. Потратить деньги. Я так долго отоваривался в магазинчиках для нищих, что от настоящих цен у меня челюсть отвисла. Сказал себе – плевать, у меня полно денег. Промчался по магазину, как небольшой торнадо. Четыре свитера, три пары джинсов, брюки с несминающейся складкой, туфли, белые футболки, спортивная куртка. Продавщица спросила:

– У вас есть карточка клуба?

– Попробуйте догадаться с трех раз.

– Мне полагается спрашивать.

Понятия не имею, с чего это я к ней привязался. Наверняка ей тут и так несладко живется. Я заплатил ей целое небольшое состояние и прочитал ее имя на табличке.

– Вы прекрасно работаете, Фиона.

– Откуда вы знаете?

– Вы далеко пойдете.

Отвез все барахло домой. Подумал: как одеться для встречи с бандитом? Шикарно или, наоборот, скромно? Решил пойти на компромисс. Надел новый синий свитер, высветленные джинсы и гребаную кожу. Если это ничего не значило, тогда я зря болтался в полиции. Переколол значок о синдроме Дауна на кожанку. Стал напоминать агента, предлагающего страховки тем, кому больше пятидесяти. Немного послушал Дьюхана и вышел из дому.

Я спустился по Шоп-стрит и увидел свою мать, разглядывавшую витрину кондитерского магазина. Там было пусто, то есть совершенно ничего там не было. Я продолжал шагать. У булочной встретил букмекера, которого однажды хорошо подоил. Запах свежего хлеба напоминал о надежде. Я спросил:

– Как дела?

Он показал на хлеб и сказал:

– Получил свою пищу.

– Замечательно.

– Зайти не собираешься?

– Пока не планировал.

– Наконец-то хорошие новости.

Беженец попросил у меня пальто, но я сказал:

– Оно мне дорого как память.

– Мне плевать, отдайте его мне.

Господи.