Он повернулся, и я подошел поближе. Вряд ли ему было больше шестнадцати лет. Короткие блондинистые волосы, обыкновенное лицо, ничего особенного, пока не разглядишь глаза. Я как-то прочел, что Хемингуэй написал о Уиндхэме Льюисе. Будто у него глаза профессионального насильника. Вот и у этого парня были такие. Он сказал:
— Отваливай, или я тебя порежу.
— Зачем ты это делаешь?
— Для экзаменов.
— Что?
— Люцифер поможет мне получить отлично по всем предметам за восемнадцать голов.
— Восемнадцать?
На его лице мелькнуло раздражение, и он сердито сказал:
— Шесть плюс шесть и еще шесть — число зверя.
— Господи.
Он кинулся на меня. Я позволил ему приблизиться и выстрелил в него из шокового пистолета. Заряд сбил его с ног и бросил в воду. Я удивился такому мощному эффекту. Пока подросток бился в воде, мне пришла в голову мысль дать ему утонуть. Тут на него напали лебеди. Мне пришлось от них отбиваться, пока я его вытаскивал. Перевел дыхание и взвалил его на плечо. Пока я нес его к дороге, он постанывал. Я стучал в дом Тейта, пока там не зажегся свет. Тейт открыл дверь и ахнул:
— Бог ты мой!
— Вот ваш убийца лебедей.
— Что мне с ним делать?
Я опустил мальчишку на землю и сказал:
— Вам стоит поторопиться, потому что мне кажется, что лебеди выклевали ему один глаз.
Я повернулся и пошел прочь. Он крикнул:
— Куда вы пошли?
— Выпить пива.
* * *
Эта история попала на первую полосу газеты.
Я наконец-то успешно завершил дело. Да, во всем разобрался. Почувствовал ли я удовлетворение? Черта с два. Меня одолело чувство опустошения. Терзали ли меня сомнения? Не совсем. Я знал, но это меня не утешало. Меня терзала пустота, я ощущал ее физически.
Я снова вернулся к корням, к книгам. Я читал так, как будто от этого зависела моя жизнь. В 1991-м я напал на Дэвида Гейтса, на его первый роман «Джерниган», книгу, не слишком подходящую для наркоманов. Рассказчик всегда под мухой, воинственный, со съехавшей крышей. Распятый своей собственной иронией, он стремится к извращенному анализу. Роман повествует об американском предместье. Я давал книгу нескольким людям, и все они ее возненавидели. Я спрашивал:
— А как насчет юмора?
— Такой же больной, как и Джерниган.
Существенное замечание. Но автор отыгрался, когда его номинировали на Пулитцеровскую премию.
Я принялся за его короткие рассказы. Сборник назывался «Чудеса невидимого мира». В рассказе «Звездный ребенок» гей оставляет большой город и навсегда возвращается в свой родной городок, где его заставляют играть роль отца для сына его сестры, который лечится от наркомании.
«По большей части он избегал водить Деке по ресторанам, и не из-за проблемы педерастии. Просто они вдвоем выглядели так одиноко в мире».
Я подумал, какое это замечательное слово — «педерастия». Несколько затруднительно вставить в обычный разговор, но кто знает, может, и пригодится.
Следующим шел рассказ «Безумная мысль». Женщина потеряла свою настоящую любовь и раздражается по поводу городской жизни с обиженным мужем.
«Все в порядке с Джоном Ле Карре, — сказал Поль. — Я, черт возьми, скорее стану читать его, чем этого долбаного Джона Апдайка. Если уж речь зашла о Джонах».
Зазвонил дверной звонок.
— Черт, — выругался я.
И встал, чтобы открыть дверь. Сначала я его не узнал.
— Старший инспектор Кленси?
Он был в гражданском, костюм-тройка. Такие распродавались в «У Пенни» три года назад. Он спросил:
— Войти можно?
— Ордер есть?
Его лицо помрачнело, и я сказал:
— Шучу. Заходи.
Привел его в кухню и спросил:
— Налить тебе чего-нибудь?
— Чаю, с удовольствием выпью чаю.
Он с трудом уселся на стул, напомнив мне человека, который недавно повредил себе спину. Оглядел помещение и сказал:
— Удобно.