Убийство Золушки

Она помнила, как умоляла своего отца, перед которым на столе лежало открытое письмо: я смогу, папочка. Все свое время я буду проводить в аудиториях или в библиотеке, поэтому мне придется всего два раза в день проходить пару кварталов до квартиры и обратно. Там ведь даже установлены камеры слежения для безопасности.

Отец старательно отводил глаза, наматывая спагетти на вилку.

– Ники, ты слишком молода. Ты еще девочка. А мы говорим о Беркли, – это название он произнес так, как будто говорил о разрушенном войной городе в другом полушарии, а не университетском городке в шести часах езды от их дома.

– Мам, ну пожалуйста. Ну скажи ты ему. Я ведь никогда не попадала ни в какие истории. Спросите хоть учителей в школе. Я всегда делаю только то, что должна делать. Всегда. Я выполняю все правила. На меня можно положиться.

Мать мыла посуду в раковине, и даже в профиль Николь могла видеть ее поджатые губы.

– Мы все это знаем, Ники, но нас там не будет. И учителей твоих там тоже не будет. Там не будет вообще никого, кто сможет руководить тобой.

И только когда Николь расплакалась, ее мать закрыла воду, села за стол и взяла руки девочки в свои.

– Мы тебя знаем, Николь. Я знаю тебя лучше, чем себя, потому что ты мой ребенок. И мы не хотим потерять тебя.

Николь взглянула на отца, ожидая дальнейших объяснений, но тот только подтвердил слова матери коротким кивком и опять занялся своей пастой.

Тогда Николь так и не поняла, что хотели сказать ее родители, но вскоре выяснилось, что они действительно хорошо знали свою дочь. Николь сама была в ловушке, похожей на финансовую ловушку ее родителей – ее интеллект зашкаливал, а по жизни она была… абсолютным ребенком. Родители боялись, что она потеряется в толпе, но ее судьба, к сожалению, оказалась много хуже…

Сигнал машины, стоявшей сзади, вернул Николь к действительности. Увидев перед собой освободившееся место, она взмахом руки поблагодарила гудевшего и продвинулась вперед. Судя по навигатору, ей осталось проехать двадцать девять миль. Николь не видела Дуайта Кука со времени учебы в университете, но читала о нем в газетах. Как и все жители Америки.

Час спустя Николь припарковалась на забитой парковке перед офисным комплексом. Высокие здания из стекла и бетона были окружены зеленым газоном такого яркого цвета, что создавалось впечатление, что траву специально покрасили. Над центральным входом располагалось название компании, написанное громадными пурпурными буквами: СИСТЕМА.

У молодой женщины, сидевшей за блестящим белым полированным столом в лобби, был пирсинг в левой ноздре и правой брови. Николь едва сдержалась, чтобы не спросить, не чувствует ли она, что лицо у нее перекосилось.

– Меня зовут Николь Хантер. Я на встречу с мистером Куком. Я с ним договорилась.

Первый раз за последние восемнадцать лет она использовала свою девичью фамилию, когда позвонила Куку. Но даже сейчас не была уверена, что Дуайт ее вспомнит.

Николь знала многих, кто поддерживал отношения со своими сокурсниками. Например, ее соседка Дженни училась в Нью-Йорке, но ежегодно устраивала вечера встречи выпускников в Сан-Франциско. От других она слышала, что их странички в «Фейсбуке» были полны фотографий и воспоминаний о днях учебы.

Сама Николь не могла себе позволить завести страничку в «Фейсбуке», так как это сразу же разрушило бы концепцию новой жизни с новой фамилией в городе, где ее никто не знал.

Но даже если бы не проблемы, она все равно не стала бы поддерживать отношения с бывшими сокурсниками. В университете, кроме Сьюзан, у нее не было настоящих друзей. Ей здорово повезло, что она встретила Сьюзан, которая с готовностью приглядывала за нею. Это было все равно что выиграть в лотерею.

На первом курсе они жили вдвоем. На втором Сьюзан привела Мэдисон – будущую актрису, которая училась на театральном отделении. Квартира на троих стоила значительно дешевле.

И с Дуайтом Куком Николь познакомилась тоже благодаря Сьюзан – он создал свою «Систему» сразу же после окончания первого курса.

– Николь!

Женщина обернулась на звук своего имени. Лобби больше походило на атриум, занимавший все пространство вплоть до третьего этажа. Дуайт смотрел на нее с площадки винтовой лестницы.

– А ты совсем не изменилась, – неловко улыбнулся он, спустившись вниз.

– И ты тоже, – ответила Николь, хотя это было неправдой. Изменилось его лицо – оно стало круглее и бледнее, и волосы уже стали редеть.

А вот его одежда сразу вернула ее в былые годы: джинсы с высоким поясом и плохо сидящая дешевая майка с короткими рукавами, которая была вчерашним днем уже тогда, когда они поступили на первый курс. И манеры его совсем не изменились. Тревожный взгляд и частое моргание были характерны как для тинейджера, так и для взрослого мужчины, состояние которого, по-видимому, приближалось к миллиарду.