То, что сходило у него за комнату ожидания, служило одновременно и приемной, причем такой крошечной, что было непонятно, как это пространство справляется хотя бы с одной из своих функций, не говоря уже о двух. Весь штат конторы Майрона Баллистера состоял из одной девицы лет примерно двадцати, которая помещалась за покосившимся письменным столом. Волосы юного создания были собраны в дреды. На левом предплечье красовалась наколка с изображением резвящейся феи Динь-Динь, на правом надпись – «Правильно выбирай инструменты». Ей самой орудиями труда служили двухканальный телефон, лэптоп, крышка которого была в данный момент опущена, и «Айпод», из которого неслась песня Пинк.
Полицейский жетон Майло вызвал у сего создания следующий комментарий:
– Копы? Чего стряслось?
– Мы бы хотели поговорить с мистером Баллистером.
– Он обедает.
– Где?
– «Эль Падрон».
– Где это?
– Дальше по кварталу. – Она показала налево. – Ой, нет, туда. – И показала направо.
– Вы давно здесь работаете?
– Он мой кузен, – сказала девица. – Я просто помогаю.
– Его постоянному секретарю?
Она хихикнула.
– Нет, ему. Он раньше вообще один работал, а тут я, приезжаю такая учиться, а он мне такой: помоги мне выглядеть как настоящий адвокат, Аманда, а я, типа, тебе платить даже буду. – Она пожала плечами. Дреды на голове качнулись, как балет из пикантных колбасок. – Ну, я, типа, такая: конечно.
– Что вы изучаете?
– Эстетические технологии.
– Салон красоты?
Девица слегка надулась.
– Не только. Мы постигаем науку о том, как работает кожа. – И она уставилась на рябую физиономию Майло.
– Что, безнадега, да? – спросил тот.
– Ну, нет… помочь всегда чем-нибудь можно. Вам, например, следовало бы пользоваться увлажняющим… хотя нет, скорее, подсушивающим средством.
– Спасибо за совет, Аманда. А как выглядит Майрон?
– Кожа у него ничего, хорошая.
– А лет ему сколько?
– Типа, тридцать.
– Во что он сегодня одет?
– Хм-хм-хм… черная рубашка… серый галстук… он малость полноват, только не говорите ему, что я так сказала.
«Эль Падрон» оказался на самом деле «Эль Патрон». Поддельный саман, поддельная испанская черепица, поддельные свинцовые переплеты на окнах, поддельное кованое железо. Вывеской служило изображение осла, глазеющего на кактус; осел был в серапе и страдал костным шпатом, а кактус находился при смерти. При этом у него было лицо, причем человеческое до ужаса: похотливое, с косыми, прищуренными глазками, елейное и в то же время злодейское.
– Жирный няшка в черной рубашке, – сказал Майло и шагнул внутрь.
Обеденная зала оказалась просторной и сумеречной, заставленной синими стульями, кабинами и столами из того же поливинила, что и входная дверь. Расплывчатые репродукции афиш корриды покрывали стены плотно, точно обои. Оркестр марьячос, неестественно рьяно налегая на тромбоны, составлял звуковое оформление заведения.
Однако пахло при этом на удивление приятно: фасолью, кукурузой, физалисом, аппетитно шкворчащей на сковородке говяжьей поджаркой.
Главная кабина стояла свободная. В книге предварительной записи клиентов не было ни строчки. Пока наши глаза привыкали к полумраку, откуда-то вынырнула официантка в мексиканском платье, спадающем с одного плеча.
–
Возрастная такая дамочка, лет шестидесяти с хвостиком, с лицом, наводящим на мысли скорее о Генте, чем о Гвадалахаре.
Майло улыбнулся официантке, хотя его взгляд был устремлен мимо нее. На всю большую залу было всего три группы обедающих, и все сидели в кабинах вдоль западной стены помещения. Типы, похожие на менеджеров среднего звена, потягивали «Дос эквис» или «Маргариту»; пара пожилых супругов, игнорируя друг друга, уплетали еду со своих тарелок; и другая пара, намного моложе первой, наоборот, игнорировала еду, слишком занятая друг другом. Он был светловолосый, в черной рубашке с серым галстуком, его дама – темноволосой и миниатюрной, в белом платье-безрукавке.
Майло сказал официантке:
– Наши друзья вон там.
– О’кей,
Он прочитал на ярлычке, приколотом к платью, ее имя.
– Все это очень соблазнительно, Лоуэла, но мы здесь так долго не останемся.
– Ничего не хотите?
– Не сейчас.
Мы направились к Баллистеру и его подружке. Она сидела к нам спиной. Лицо Баллистера мы видели, зато он был так занят своей визави, что даже не заметил нас, пока мы не подошли совсем близко. Волосы у него были прямые, воскового цвета, чуть длинноватые и почти совсем белые на кончиках. В общем, как у серфера, хотя неизвестно, ступал ли он хотя бы раз на доску для серфинга.
У него были широкие плечи, удлиненное лицо и крупные руки. И никаких признаков лишнего веса.
Он и темноволосая женщина продолжали сидеть, сомкнув пальцы. Баллистер улыбался во весь рот.
Майло шагнул вперед и объявил:
– Жаль, но придется мне помешать вам, детки, – без всяких, впрочем, признаков искреннего раскаяния.