– Почему один человек желает отправить другого на тот свет? – ухмыльнулся я. – Основных причин две: деньги и ненависть. Нет, если копнуть, то полезет всякое дерьмо типа вопросов веры, государственных интересов и прочей ерунды. Но я думаю, что в основе всего лежат те же деньги и ненависть.
– То есть большая часть убийств происходит из-за денег? – Принцесса стала мрачной. – Какая это грязь…
– Конечно, грязь. – Тут она меня достала. – И об этом так легко говорить тому, кто получает все на тарелочке с золотой каймой! А этим людям, – я швырнул на пол пластинки, – так не кажется. Смотри, кого тут только нет: купцы, менялы, простолюдины и даже парочка дворян. И для заказчиков все очень просто: кто-то получит место за столом менялы, кто-то – вожделенную лавку, а кто-то избавится от зажившегося папаши. Да-да, большую часть тут составляют те, кто желает избавиться от собственных родственников.
– Нет! – Вайолетта испуганно прижала ладонь ко рту.
– Да! – Я был настойчив. Она сама хотела знать. – И тут такое разнообразие – глаза разбегаются. Старшее дитятко, стоит папаше составить завещание, торопится обратиться за помощью к Самоаму. Однако папаша, ежели заподозрит отпрыска в эдакой задумке, может и опередить. Жены заказывают мужей, мужья – жен. А есть и особая категория, когда младшенькие желают до совершеннолетия предпринять нечто эдакое, дабы не получить под зад коленом.
Пришлось порыться, чтобы найти нужную дощечку. Принцесса, окаменев, следила за моими действиями.
– Вот, смотри: брат и сестра, стоимость сто пятьдесят золотых. Разумное чадо не жалеет денежек, дабы обеспечить себе беспроблемную жизнь. Единственная проблема – балбес не знает о законе, принятом пять лет назад всеми державами Церкви Трех Основателей. В случае гибели старших детей имущество переходит в пользование государства.
Все, я выдохся. Вайолетта выглядела ошеломленной, точно ее окатили ледяной водой.
– Я еще не совсем поняла, – дрожащим голосом сказала девушка, – касательно некой иерархии, существующей в семьях. Что это значит?
Все. Это была капля, которая переполнила чашу моего терпения.
– Пора спать, – сказал я угрюмо. – Я устал и хочу отдохнуть.
– Но… – Вайолетта выглядела обескураженной.
– Пора спать, – повторил я, после чего залил водой огонь в очаге. – И в большей мере это нужно не мне. Завтра у нас будет трудный день. И послезавтра. Спокойной ночи.
Было слышно, как в темноте тяжело вздыхает принцесса и скрипит зубами «спящий» Шу. Я подошел к стене и завернулся в плащ, пропахший дымом. В голове появилась мысль, что неплохо было бы проверить, как там лошади. Вставать не хотелось. Совсем. И я не встал. Черт с ними, с лошадьми. Черт со всеми нами.
Сон набросился на меня, как оголодавший пес на мозговую кость, и грыз меня с такой же жадностью, как голодная собака. Видимо, именно разговор с принцессой вызвал полузабытые воспоминания, и в сновидении я увидел себя шестнадцатилетнего. Именно в день совершеннолетия, когда папаша указал мне на дверь.
Но все же это был просто сон. Поэтому я видел себя со стороны и в совершенно другом месте. Отец, приземистый широкоплечий мужчина в темном бархатном костюме с золотой цепью на груди, задумчиво поглаживал черную с проседью бороду. Справа от папаши стоял старшенький. Он копировал отца во всем, начиная от одежды и кончая манерой поглаживать свою чахлую растительность на подбородке.
Вот только выражение лица у них отличалось. Если у отца физиономия отражала сосредоточенность и печаль, как и полагалось в такой день, то братец даже не думал скрывать злобную радость. Средний брат, одетый в длинный черный плащ, был едва различим в серых сумерках грани сновидения. Тонкие губы Сигурда, казалось, сочувственно улыбались.
Как и тогда, много лет назад, я вновь ощутил обиду невероятной силы и даже горький вкус слез, бегущих по щекам. Казалось, будто весь мир отвернулся от меня. Да так оно и было!
Отец, окончив беззвучную речь, осенил себя знаком триединства и указал на дверь, проваливай, мол. Старший брат откровенно ухмылялся, а средний растворился в сумерках, не оставив и тени. Глотая слезы, я повернулся и вышел наружу…
…Чтобы высокий гунн со спутанными волосами, всадил мне в грудь свой огромный меч.
6
Утро оказалось мерзким. Во всех отношениях.
К исходу ночи на землю опустился отвратительный липкий туман. Мгла оставляла на всем неприятную вязкую пленку. От этой гадости зудела кожа и болели глаза. Деревья в серой мути стояли, точно мертвецы в саванах, и скрипели, точно жаловались друг другу на неведомые обиды.