Убийца. Бесполезное расследование

— Антуан Дюран…

Выдумка была не из лучших, но что поделаешь; с пустым брюхом трудно быть гением, Кстати, большая ошибка считать, что гений остается таковым только тогда, когда ему нечего жрать. Совсем напротив! Он ничуть не поглупеет от цыпленка по-охотничьи или антрекота в вине.

— Ладно, топай за нами, — буркнул Манен, сразу переходя на «ты». И то верно: фамилия «Дюран» не располагает к дворянскому величанию…

Я побрел к их фургончику. Внутри все оказалось — высший класс! Манен заделал себе настоящую виллу на колесах. Кухня с газовой плитой, душевая, столовая, спальня… На борту такого парохода сам черт не страшен!

— Можно мне помыться? — спросил я.

Баба под названием Джейн многозначительно потянула носом.

— Даже нужно!

Я сдержался, но подумал, что если она и дальше будет отпускать такие задрочки, то скоро ох как об этом пожалеет…

Я залез в пластмассовый шкаф, служивший душевой, и с блаженством намылил физиономию, растирая кожу чуть ли не до дыр. Ощущение было сказочное. На умывальнике валялась бритва папаши Манена. Я подправил свою молодую бородку, пустив ее ободком, и стал похож чуть ли не на интеллигента из левобережных кварталов столицы.

Когда я вошел в столовую, расчесав волосы на пробор, мамаша Манен захлопала глазами. Моя возрожденная мужская красота стала для нее пикантной неожиданностью; она тут же метнула на меня свой коронный взгляд, которым, наверное, и заарканила своего мужика лет двадцать пять тому назад. Я вежливо улыбнулся ей в ответ.

— На ужин кровяная колбаса с печеными яблоками! — объявила она.

— Отлично!

— Любите?

— Обожаю! Я даже мороженое всегда покупаю не ванильное, а кровяное и колбасное!

Шуточка была, конечно, медвежья, но им понравилась. Они усмотрели в ней доказательство моего чистосердечия. Раз человек шутит — значит, не замышляет ничего дурного…

— Садись! — сказал толстяк.

— Я накинулся на еду, и пока я жевал, Манен рассказывал мне о своей жизни, а его бабуся пихала меня под столом коленкой!..

II

Ночевал я в прицепе их фургона, там, куда укладывали разобранный манеж. В прицепе оказался уголок, отведенный для помощника. Вместо матраца лежали мешки, простыней тоже не было — и все же эта ночь показалась мне самой прекрасной в моей жизни.

Утром меня разбудили деревенские петухи. Распелись, хоть уши затыкай! Да и как им было не петь — утро выдалось просто замечательное.

Подошел Манен — подтяжки болтаются у пяток, старый пуловер завязан на шее шарфом.

— Ну, Антуан, как спалось?

— Классно!

— Не замерз?

— Нисколько!

— Молодчина. Ну, пошли разбирать павильон. В полдень будем выбираться Вечером поработаем в другой деревне, ехать туда километров пятьдесят.

«Вот так и устроена жизнь», — меланхолично подумал я. Гулять сегодня будут в другом месте, а здешние мужики уже принимаются за работу, попивая с похмелья газировку с содой. Мы же ездим от одних к другим, таская с собой свои разноцветные машинки и гирлянды из лампочек, доставляя гулякам удовольствие повертеть руль и устроить всего за сто франков пару-тройку безобидных аварий… Ведь главное в таком аттракционе — это именно столкновения. Люди ради смеха покупают себе катастрофы: дело обстоит именно так. После трех первых кругов придурки, сидящие в наших размалеванных кастрюлях, начинают воображать себя героями и мечтают, как мэр прицепит им орден Почетного легиона на сельской площади в присутствии взволнованных земляков!

Мы свернулись… Переехали… Развернулись…

Так продолжалось неделю. Но мне казалось, что я на каникулах. Это было какое-то пустое время, незаметное движение в невидимом пространстве. Дни сменяли друг друга, сея забытье… И поскольку главным было заставить всех забыть о себе, такая жизнь меня вполне устраивала.

Жратва у Маненов была выше всех похвал. Оба любили хорошо поесть, только вот беда: тетка под названием Джейн любила не только это… Не знаю, может, у ее мужика было короткое замыкание в штанах, только она начала цепляться ко мне со страшной настойчивостью и бесстыдством. Я видел на своем веку не одну заводилу, но таких приставучих — еще никогда! Она хотела меня и сообщала об этом не официальным письмом, а напрямик.

Когда мы с ней оставались в фургоне одни (хозяин любил шататься по пивнушкам), она без промедления шла на абордаж. Она ничего не боялась, ничего не стеснялась, а в быстроте движений могла тягаться с боксером-легковесом… Я оборонялся — осторожно, чтобы ее не разозлить. Поставив ее на место, я в два счета лишился бы работы, а ведь мне требовалось задержаться у них как можно дольше…

Но вот однажды вечером, когда папаша Манен уже захрапел, она заявилась ко мне в прицеп как раз в тот момент, когда я отходил ко сну.

В такие минуты часто теряешь чувство реальности… Короче говоря, я ее целиком и полностью удовлетворил. Ух, что она вытворяла, эта Джейн! Полвека опыта и практики не проходят даром… У меня, правда, тоже накопилось немало нерастраченных сил… Так что в свой фургон она вернулась на полусогнутых.