Убийца Богов 6 Final: Прародитель Том 2

— У тебя есть время подумать… но не так много, как хотелось бы, — он снял с пояса три белоснежных кристалла и положил их рядом с книгой, — Это поможет залечить рану Мариат, а так же поможет тебе унять боль от ожогов. Если примешь решение спасти всех, то в книге написано, где ты можешь меня найти… я на твоей стороне, Баркот!

Лорд хотел покинуть этаж с первым заболевшим, да вот Баркот резко вскрикнул:

— Подожди!… Скажи, куда пленили Матока?… Где он сейчас?

Лорд замер, и замолк, подбирая слова. И не оборачиваясь, он ответил:

— Матока больше нет… Каргель отрубила ему голову, когда он пытался убить Энигму… он боролся до самого конца… мне жаль, правда. Маток был прекрасным Абсолютом, не заслуживший подобной участи.

Лорд исчез, смешавшись с тьмой этажа. Бахамут понял… что более он ничего не может сказать, или сделать.

— Ма…Ма… Маток… — с глаз мужчины покатились красные слёзы, — Нет… – он рухнул на колени, схватившись за голову, — МАТОК!!!

Крик отчаянья и горечи разошёлся по всему этажу, неся с собой мысль о скорби лучшего друга.

Я увидел, как перед глазами Баркота пробежали воспоминания о маленьком крылатом Абсолюте, кто единственный, если не считать мать, протянул Баркоту руку.

«Давай не просто дружить… давай будем Братьями!» — раздался голос Матока в мыслях Баркота.

— А–А–А–А–А–А!!!

Баркот начал бить кулаками об землю. Его обуяла такая ненависть, что он начал крушить кристаллический стол и швырять лабораторные установки об стены. Закончилось всё тем, что он перевернул стол, и всё рухнуло на пол… и вмиг, его ярость утихла. В отблеске красного огня, он увидел сияющий золотым значок крыльев.

Глаза мужчины округлились, а в мыслях вновь появился голос Матока:

«Этот знак — наше Имя! У всех открывателей и мыслителей есть знак, который означает их достижение. Как тебе?»

Следом он услышал свой голос:

«Золотые крылья?… А ничего, что у открывателя Анфеса, значок — белые крылья? Нас же будут путать. Давай–ка ты, брат, оставишь эту затею на потом.»

Баркот рухнул на колени и дрожащими пальцами поднял значок, прижав его к своей чёрной груди. Это была последняя память о его друге… и я вспомнил, что именно эти золотые крылья выбиты на короне Единого. Я ещё думал, почему на его лике присутствует золотой цвет, когда он более предпочтителен к чёрному и красному…

— Я обещаю… я клянусь, что они пожалеют… – рычал Баркот, всё так же прижимая значок золотых крыльев к груди, — Я их всех убь…убь…

Он не смог выговорить последнее слово, так как вновь в мыслях возник голос Матока:

«Наша миссия, наша мечта — объединить два народа! Никогда о ней не забывай!… Это то, ради чего мы с тобой живём!»

Закрыв глаза, Баркот вновь пролил слёзы, кивнул, и сказал:

— Да… я помню… ради этой мечты… мы с тобой и жили…

Подобрав с пола чёрную книгу и три кристалла, Баркот поднялся на ноги и отправился во тьму подземелья, бурча себе под нос:

— И я исполню нашу мечту… я положу конец этой лживой истории, и спасу наши народы!…

* * *

Информация: отголоски этой главы были в «Глава V Ведения и Глава VI Твердыня».

Глава XXXVIII План

Реальность изменилась, и я оказался вновь на бесконечном этаже заполненным Безумцами. В небольшой пещере на куче чёрных балахонах, лежит Мариат. На её груди сияет белый кристалл, который пытается залечить её рану. И вроде бы, цвет кожи девы вновь становиться белоснежным, и серость уходит.

Баркот в это время стоит возле входа в пещеру, и хватает каждого Безумца на пути, высасывая из них красную ауру. Он так же снял с одного чёрный балахон, и надел его на своё изуродованное тело.

— Мало… – прошептал Мужчина, — В них практически нет света… мне нужна сила! — сжал он кулаки.

— Ба…Баркот…

Сзади раздался слабый женский голос, и мужчина вмиг прекратил ловить Безумцев. Он зажёг красный факел, вонзил его в стену пещеры и сел на колени возле импровизированной кровати.

— Мама! Как ты себя чувствуешь⁈

Мариат очнулась… но видно, что ей очень плохо. Она еле дышит, а в глазах больше нет Стигм…

— Что они… сделали с тобой… — покатились слёзы с глаз Мариат, когда в свете красного огня она увидела лик своего сына, — Нет… да как… они посмели…