— Владыка уже избрал его? — поинтересовался Эйе.
— Ты знаешь, что я велел моему зятю Тутанхатону явиться ко двору. Ему уже 16 лет и он достиг брачного возраста. Моя дочь Анхесенатон в свои 14 лет готова стать женой. Я решил сделать их парой. Тем более что эти молодые симпатизируют друг другу. Что думаешь об этом?
— Что я могу сказать вам, повелитель? Я склонюсь пред вашим выбором.
— Я это знаю, но что ты думаешь о Тутанхатоне, как о наследнике престола?
— Он еще так молод и его нужно учить.
— Вот этим ты и займешься. Я делаю тебя первым советником при моем сыне.
— А от старых должностей я отстранен?
— Нет. Ты по-прежнему мой чати, и ведаешь все международные дела Египта. Но всю корреспонденцию теперь станет разбирать мой писец Абдхиба.
Эйе знал, что Абдхиба человек Мерира. Верховный жрец снова обскакал его и приставил к нему соглядатая. Теперь ему станет вдвое труднее помогать Хоремхебу и армии Египта.
— Как будет угодно моему повелителю.
— Что? — фараон вскинул свои глаза на Эйе. — Ты не доволен моим решением?
— Как можно, о повелитель? Я всегда верно исполнял ваши приказы и повеления.
— Но в твоем голосе я слышал нотки раздражения. Ты слишком увлекся придворной борьбой, Эйе. И это мешает тебя думать о пользе государства. Ты думаешь, что я ничего не вижу? — выпуклые холодные глаза фараона впились в Эйе. — Ты возомнил, что я не управляю империей? Я все вижу, Эйе. Вижу, что у тебя на душе. Мой дед рекомендовал тебя как способного человека. Но он предостерегал, что ты можешь пасть перед соблазнами дворца.
— Я покорен воле моего владыки. Фараон видит каждого из нас.
— Вижу. Как трудно, Эйе, — неожиданно голос фараона стал мягким и почти просящим. — Как трудно вести страну по пути Истины. Она открылась мне и сам бог когда я пропадал в пустыне сказал мне «Веди мой народ к свету Атона!». Он сказал, что я его излюбленный слуга и мне предначертано все изменить в Египте. Страна должна переродиться. Но это происходит в великих трудах. Многие не верят в мой путь и препятствуют мне. Они не могут понять, что свет Атона — есть свет Истины. Только единая вера может сплотить нас в единый и прочный монолит. И тогда исчезнут зло, насилие, несправедливость. Все мы будем братьями под солнцем Атона.
Эйе слушал фараона и смотрел, как преобразилось в этот момент его лицо.
«Он сошел с ума, — подумал Эйе, — и его не остановить. Он ведет царство к гибели. Где же та справедливость, о которой говорил мне когда-то Йуйя? Неужели это то, что твориться сейчас в Египте и есть та самая справедливость? Царство распалось на враждебные лагеря. И я видел бездарного Маи. Он в милости у фараона. Но он никуда не годный военачальник. Неужели это справедливость? Неужели фараон не видит какими ничтожествами он окружен?»
— Почему они не хотят меня слушать, Эйе? — снова продолжил фараон. — Ты знаешь? Сколько храмов воздвигнуто в Египте за время моего царствования. И почему свет истины не проник в сердце каждого? У меня с каждым днем все меньше слов для убеждения не верящих. Как ты убеждал поклоняться Атонув Нубии? Какие слова нашел ты чтобы донести свет до сердец? Или ты также действовал при помощи страха?
— Страх идет рядом с верой, о владыка! Что толкало на подвиги воинов фараонов Снофру и Сенусерта? Страх пред богами и вера в богов. Но страх был не на последнем месте, повелитель.
— Страх! Тоже мне говорит и Мерира. Страх родит уважение и, в конце концов, любовь. Но я сомневаюсь в этом. Нужно что-то еще. Что-то иное кроме страха. Как жаль что умер мой дед и мне не с кем посоветоваться. Дед говорил, что ты обладаешь мудростью и станешь отличным советником. Поэтому я и пригласил тебя сегодня.
— Вчера я был в мастерской скульптора Тутмоса и видел его творение. Он счастлив тем, что может изображать правду жизни. Он не льстец и не лжец. Он живет своим искусством и хочет оставить память о нашем времени в веках.
— Да, да. Я видел его статую. Мне она понравилась. Я даже назначил его главным скульптором страны с оплатой из государственной казны. До меня фараоны хотели показаться потомкам стройными и сильными красавцами воинами. Неразумные! Разве таким образом можно остаться в сердцах? Внешняя красота ничего не значит. И плоха религия, что проповедует культ внешней красоты тела. Красота должна быть внутри. И я требую от моих скульпторов и писцов, чтобы они показывали правду жизни. Если человеку доставляют радости любовные утехи, то почему не писать об этом? И они пишут! Ты читал труды нашего первого писца, Эйе? Таких любовных гимнов в Египте еще не было.
— Слова поэта могут убедить народ, повелитель. Но нужны такие гимны Атону, что тронут сердца людей.