— Ивлин, проходите и садитесь, — сказал он. — Беспокоиться вам совершенно незачем. Я бы отвез вашу дочь домой, но у нее было несколько интересных сообщений, и я подумал, что вы могли бы и доверить мне ее на полчаса.
— Да, Родерик, конечно. Если бы я только знала. А где же Доналд? Я полагала, он здесь.
— Он в другой комнате. Не могли бы мы на несколько минут направить к нему Бриджет?
— Пожалуйста.
— Только не мешайте ему, — сказал он Бриджет, когда она выходила из гостиной.
— Хорошо.
— Ивлин, бренди? — спросил Аллен, когда за Бриджет закрылась дверь.
— Никогда. С какой стати?
— Сейчас-то вы и хотите его выпить. Вы полностью созрели для бренди. Поэтому, пока я вам его налью, погрейте руки над огнем.
Он и в самом деле уговорил ее выпить немного бренди и рассмеялся, увидев, как всю ее передернуло.
— Одним словом, — сказал он, — вам нет никакой необходимости переживать за Бриджет. В общем, она чрезвычайно благоразумная молодая особа, и вся ее вина заключается в том, что самый обыкновенный визит она облекла в форму тайного побега.
— Наверное, у меня сдали нервы. Я начала воображать Бог знает что, всяческие ужасы. Мне даже показалось, что в этом преступлении она подозревает Доналда.
— Напротив, она совершенно уверена в невиновности Доналда.
— Тогда зачем она это сделала?
— Я вам лучше расскажу все по порядку. Суть в том, Ивлин, что они стремятся видеть друг друга в розовом свете. Бриджет хотела убедить меня в невиновности Доналда. И потребовала также от него, чтобы он рассказал мне все о некоем третьем, которого мы сейчас касаться не станем. Неприятнее всего то, что встретились они в «Матадоре».
— В «Матадоре»? Как это скверно с их стороны, Родерик! Для дебютантов это просто невозможно. Нет, это и правда на редкость скверно!
С облегчением, хотя и немало подивившись, Аллен отметил, что эта зацепка за правила поведения для дебютанток тотчас заслонила от леди Каррадос все прочие переживания.
— Полагаю, когда я их там обнаружил, они только-только сели за столик, и народу вокруг было мало, потому что для прожженных посетителей еще было слишком рано. Не думаю, чтобы кто-то еще их видел. И я привез их сюда.
— Я очень рада, что вы это сделали, — нерешительно произнесла она.
— Вас что-то беспокоит?
— Да нет. Это Герберт. После этой трагедии, Родерик, он так необычно себя ведет. Весь день просидел дома, не сводя с меня глаз. Я боялась, что он откажется от сегодняшнего обеда в полку, но, слава Богу, он не отказался. После обеда должен состояться ежегодный полковой бал, и на него возложена миссия представлять к награждению или что-то там еще, и это задержит его допоздна. Я бы тоже пошла, но видеть это сейчас не в состоянии. Я бы не смогла выдерживать его еще и эти часы. Он позволяет себе какие-то странные намеки, как будто… Знаете, Родерик, как будто он в чем-то подозревает меня.
— Что он говорит? Расскажите мне.
Она откинулась в кресле и задумалась, и он понял, что уже в который раз ему предстоит играть роль конфидента. «Для человека из C.I.D.[50], — подумал он, — роль несколько странная, хотя чертовски полезная». И он расположился слушать.
— Это началось тотчас после того, как вы ушли. Мы сидели за чаем. Чай подали мне в будуар. Свою секретаршу, мисс Харрис, я попросила присоединиться к нам, мне показалось, что, раз уж она присутствовала там, это облегчит дело. И вполне естественно, что бедненькая мисс Харрис заговорила с Бриджет о Банчи. Но это оказалось на редкость не к месту. Она сказала, что прочла книгу о знаменитых судебных процессах, и при этом каким-то образом упомянула слово «шантаж». Я… Наверное, я вздрогнула, и это заметили. Можете себе представить, тут достанет и одного слова. Когда я подняла взгляд, то прочла в глазах Герберта выражение… как бы это сказать?., ужаса от осведомленности. После чая он не ушел с остальными, а принялся ходить по комнате, следя за мной. Внезапно он спросил: «С Робертом Госпелом ты ведь дружила очень тесно, не так ли?» Я ответила: «Ну, конечно». Затем он попросил показать ему мою банковскую книжку. Это прозвучало уже совершенно нелепо, особенно на фоне еще одного вопроса. Это даже забавно: неужели он заподозрил, будто я содержала бедного Банчи? Но забавным это вовсе не было. Меня это ужаснуло. Обыкновенно он никогда не беспокоился относительно моих денег. Более того, подчеркнуто этого не делал, и потому что разрешал мне пользоваться деньгами, и потому что у меня были свои деньги и те, что мне оставил Пэдди. Я поняла, что раз он взялся за мою банковскую книжку, то для того, чтобы показать, что я сняла крупную сумму — пятьсот фунтов, — подчиняясь требованиям… требованиям…
— Пятьсот фунтов из вашего большого кошелька прошлой ночью. Ивлин, как вы их сняли?