Убийца из города абрикосов

Одни говорят, что деревню разбудил лай собаки. Другие, что кто-то увидел тени, крадущиеся по полю. Третьи, что братья Шемсе прятались возле дома Халила. Что-то из этого правда, потому что внезапно, посреди ночи, в поле появилась толпа людей. Сколько их было, не удалось выяснить даже полиции. Неизвестно, и кто первым бросил камень. Известно только, что собралось от 12 до 18 человек. Что камни бросали мужчины и пожилые женщины, а среди них вертелись дети.

Халил попытался заслонить Шемсе собственным телом. Он погиб первым.

Когда ярость остыла, люди вернулись в свои постели.

Утром солдатский патруль нашел посреди поля два тела, заваленные грудой камней.

15. Шемсе Аллак не умерла в поле. Когда солдаты откопали ее тело, она была еще жива. Она потеряла ребенка, была без сознания, но дышала. Ее отвезли в больницу в Диярбакыр. Она так и не очнулась. Хоронили ее члены женских организаций. На похоронах не было никого из родственников.

Деревня будто сговорилась молчать. Поэтому так и не удалось найти виновных. Братья Шемсе по-прежнему живут в Ялыме. Жена Халила только в прошлом году переехала в Стамбул.

Через три года после того побивания камнями я еду в Ялым поговорить с жителями. Деревня лежит в предместьях миллионного города Мардина. При въезде гостей встречает большой голубь с оливковой ветвью в клюве.

Людям мы говорим, что нас прислал Евросоюз и что мы изучаем положение курдов. Я предпочитаю не рисковать, нескольких журналистов уже прогнали отсюда взашей. А с Евросоюзом здесь связаны большие надежды.

Мужчины приглашают нас на чай. У всех иссиня-черные пышные усы. Мы сидим на главной сельской площади и слушаем. В Ялыме из 120 жителей работают от силы 30. Часть только летом, во время полевых работ. Но большинство круглый год проводит в чайной.

— Чем вы обычно занимаетесь? — спрашиваю я самых молодых, с виду им лет по тридцать.

— Ну, сидим. Чай пьем…

По-турецки они говорят плохо, поэтому моя переводчица переходит на курдский. Они оживляются: все жители деревни — курды. Но у них даже нет возможности смотреть курдское телевидение, поскольку администрация Мардина блокирует сигнал спутниковых антенн.

— Мы понимаем по-турецки. Но наши жены — нет, — говорят они.

— Какие еще проблемы у ваших жен? — спрашиваю я.

— Нет медицинского обслуживания. Врачи не говорят по-курдски. Даже названия лекарств только на турецком.

— Ни в одном учреждении нельзя объясниться…

— А насилие? Случается? — спрашиваю я примерно десятерых мужей-курдов. Согласно статистике в Турции именно они чаще всего бьют своих жен.

Минутное замешательство.

— То, что происходит у людей дома, нас не касается, — отрезает один из тех, что постарше.

Я набираюсь храбрости и спрашиваю, изменилось ли что-нибудь в жизни деревни после трагического события трехлетней давности.

Они совещаются, о каком событии может идти речь. Решают, что о побивании камнями.

— Нет, ничего в деревне после этого не изменилось, — коротко отвечает пожилой мужчина.

Так же считает учительница Шемсе, у которой ткацкая мастерская на окраине деревни. Разговор с нами требует от нее огромного мужества. Все видели, что мы вошли в ее мастерскую.

— У меня в мастерской работают только незамужние девушки. Работающая жена — позор для мужа. Девушкам от десяти до шестнадцати лет. На следующий день после убийства Шемсе я решила, что для них это серьезная травма. И что я должна с ними об этом поговорить.

— И что?

— Я осторожно спросила: «Вы, наверное, потрясены?» А мои девочки мне в ответ: «Эта сука получила по заслугам!»

— Почему они так думают?

— Потому что она была одинокой. Потому что, раз он ее изнасиловал, то наверняка она сама его спровоцировала.

Мои ученицы с малых лет привыкли так думать.

— После смерти Шемсе что-нибудь изменилось?

— Люди стали более замкнутыми. Вся Турция говорила о Ялыме как о деревне убийц. Это было первое побивание камнями за несколько десятилетий. Пресса писала, что у всех у нас руки в крови.

16. Когда Ахмет вернулся из армии, Хатидже попросила девушек-добровольцев из «Камер» поговорить с ним.

Ахмет не желал разговаривать. Семья сказала ему, что Хатидже сбежала с другим мужчиной.

Когда он узнал, что все это время она была в убежище для женщин, сказал лишь: «Пусть возвращается».

И Хатидже вернулась.

Отец, мать и брат делали вид, будто ее не знают. Они не сомневались, что она переспала с Абдуллой. Ее никто даже не спросил, как все было на самом деле.

Родители жены и старейшины клана велели Ахмету убить жену. Но Ахмет поверил Хатидже. Он взбунтовался.

И превратился в человека без чести. Пекарь перестал продавать ему хлеб, хозяин чайной перестал его замечать, а люди — отвечать на его приветствие.

— Вроде ты есть, а вроде тебя и нет, — говорит сегодня Ахмет. — Как-то раз я вошел в чайную и сам налил себе чаю. Подошел работник и вылил мне его на ноги. Старые женщины плевали, завидев меня. За хлебом приходилось ходить в город, восемь километров в одну сторону. А братья решили убить меня вместе с моей женой.