Убийца из прошлого

Ленсман отвёз офицера к коричневому форду, по-прежнему стоявшему у реки, и показал каждый отпечаток и каждую отметину. Заставил его обыскать одежду покойного. Потом с невозмутимым видом стоял и ждал, пока офицера рвало. И не забывал снова и снова повторять основные выводы, чтобы те засели у киркенесца в мозгу.

– Смотри, ряд следов всего один. К машине с пассажирской стороны подходил один человек. Потом он по своим следам вернулся обратно. Какой из этого следует вывод?

Офицер молча покачал головой. Он был бледный, глаза красные.

– А следует из этого, что никто не выходил из машины после того, как она застряла в кустах. Иначе было бы два ряда следов. Откуда я это знаю?

Офицер не отвечал. Стоял и смотрел в снег.

– Потому что погибший мужчина держит пистолет в левой руке. Но левшой он не был. Видишь, где у него мозоли? Пистолет прижал к его левому виску и нажал на курок тот, кто сидел на водительском месте. Посмотри на брызги крови.

– Но ведь ты только что сказал, что тут следы только одного человека, если исключить твои. – Наконец-то у офицера нашлось что возразить.

– Я знаю, что я сказал. Эти следы оставил австрийский солдат, тот, который нашёл машину. Он подошёл и заглянул внутрь. Должно быть, убийство произошло, когда автомобиль ещё был на главной дороге. А затем его столкнули по склону, и он сам докатился до реки. По замыслу толкавшего, он должен был выехать на лёд и уйти под воду. Тогда бы мы его не нашли. А убийца ушёл отсюда пешком. На ферме он украл мотоцикл и двинулся дальше. Поэтому, если мы хотим найти убийцу, нам надо искать мотоцикл. Если мы его найдём, у нас появится шанс вернуть икону. Ты совершенно уверен, что её не было в церкви, когда вы с начальником полиции там были?

Итак, сомнение было посеяно.

Глава 8. Доклад

Дом культуры, или просто Дом, возвели в Лонгиере в пятидесятые годы прошлого века, тогда же, когда и столовую в Свердрупбюене, и с годами он почти не менялся, пользуясь популярностью не только у туристов, но и у местных жителей. И Дом, и столовая вполне соответствовали тогдашнему так называемому индустриальному стилю, который всего через десять лет расползся по всем швам. Это были места, где шахтёры пили пиво и расслаблялись между сменами. Они соседствовали с барачным кварталом в старой части города, названной в честь Эйнара Свердрупа, многолетнего директора компании «Стуре Ношке». Того самого, который погиб во время бомбардировки судов «Исбьёрн» и «Селис».

Со временем в Доме нашлось место для кафетерия, ресторана и небольшого магазинчика. На втором этаже находились кинотеатр и зал, вмещающий до нескольких сотен человек. Именно здесь приехавший из Тромсё историк должен был прочесть свой доклад об операции «Фритхам», развернувшейся на Шпицбергене в мае 1942 года.

Даже спустя несколько недель после доклада в редакцию местной газеты «Свальбардпостен» продолжали приходить отзывы на это выступление. Общим, пожалуй, в них было одно – недовольство.

Почему доклад не назначили на вечер, ведь вечером прийти и увидеть фотографии смогло бы больше людей? И раз уж на то пошло – почему не организовали повтор, чтобы старшеклассники тоже смогли узнать о войне в Арктике? А сами ветераны – был им оказан подобающий почёт? Разве краткой и незамысловатой речи губернатора достаточно? Ведь всем ясно было, что она ни малейшего понятия не имеет о трагедии, разыгравшейся на льду Грен-фьорда более пятидесяти лет назад. И почему историк говорил главным образом об эвакуации Шпицбергена осенью сорок первого – историческом событии, никак не связанном с операцией «Фритхам»?

Справедливость требует признать, писал в своём ответе редактор, что связь эвакуации с военным походом историк в своём докладе подробно обосновал. Хорошо, но раз уж зашла речь о прочих событиях военного времени, то почему не была упомянута подлинная трагедия, запятнавшая военную историю «Стуре Ношке»? Почему ни слова не было сказано о ледоколе «Исбьёрн» и попытке шахтёров сбежать на нём в Англию весной сорок первого?

Но задавать эти вопросы начали только тогда, когда всё уже было позади – и доклад, и встреча ветеранов, и скандальное завершение, о котором потом предпочитали не упоминать.

В фойе было полно народу, люди встречали знакомых, общались, снимали верхнюю одежду и сдавали её в переполненный гардероб, выстраивались в очередь на лестнице, ведущей в зал. Двери зала оставались закрытыми, пока все ветераны не заняли свои места. Всё-таки они были уже очень пожилыми людьми и передвигались с трудом. Некоторые опирались на трость.

Чету Роузов Кнут Фьель не видел почти год, но тут же узнал их в толпе: приятного высокого мужчину с волосами песочного цвета и его маленькую пухлую спутницу с белым румяным лицом, обрамлённым седыми локонами, – оба были такими английскими, что могли бы служить эталоном самого понятия «англичане».

– Кнут! – На лице Эммы засияла улыбка.