Убийца из прошлого

Они уперлись друг в друга взглядами. Первым отвел свой Шелагуров. Понял, что сейчас увещевать Ксению бесполезно – малышка вообразила себя героиней романа. Не стоило ей позволять столько читать.

Что же делать? Увы, придется сдать мерзавца исправнику. Гуравицкого, конечно, осудят, но, раз сбежал с виселицы, сбежит и с каторги. Жаль.

– Хорошо, будь по-твоему. – Шелагуров положил пистолет на стол. – Фимка, Фимка.

Лакей, не мешкая – пытался подслушать, да вот беда, господа ругались по-французски, – зашел в кабинет:

– Чего изволите?

– Отправь казачка за исправником.

– Слушаюсь.

– Нет, Фимка, стоять, – топнула ногой Ксения и опять перешла на французский: – Имей в виду, Александр, если выдашь Андрея властям, я отправлюсь за ним в Сибирь.

– Сбрендила?

– Я люблю Андрея. Неужели ты не хочешь, чтобы твоя сестра была счастлива?

– Разумеется, хочу. Но не с этой сволочью.

– Если желаешь мне счастья, порви письмо и забудь про него.

– И что тогда?

Ксения пожала плечами:

– Мы поженимся.

– И я буду жить под одной крышей с изменником?

– Что ж, тогда я продам мою половину, и мы уедем.

Мэри заметила, как у Шелагурова задергалось веко: Ксения, того не ведая, наступила брату на самую больную мозоль.

– Нет, дорогая сестрица, – вскипел Александр Алексеевич. – Не переоценивай мою любовь к тебе. Веревки из меня вить не позволю. Хочешь в Сибирь – скатертью дорога.

– Тогда тем более придется продать нашу половину, – подал реплику Гуравицкий, тоже вспомнив про ахиллесову пяту Шелагурова.

Кузина о ней подробно писала. Как он мог забыть?

– Вот вы чего хотите? Этому не бывать. – Александр Алексеевич в ярости ударил кулаком по столу.

– Бежать за исправником или нет? – подал голос Фимка, дождавшись момента, когда все хозяева замолчали.

– Жди за дверью! – рявкнул Александр Алексеевич. – Гуравицкий, что вам важнее, свобода или Ксения?

– А вам? Правая рука или левая?

– Правая. С левой я хуже стреляю. – Шелагуров глазами указал на пистолет, лежавший перед ним. – Подумайте лучше о матери, переживет ли она ваше бесчестье? Я готов подарить вам свободу, но вы в ответ должны отказаться от сестры и дать слово, что уберетесь из страны навсегда. Вам здесь не место.

– Александр, умоляю, сжалься! – вскричала Ксения. – Я люблю его.

– А чтобы эта дурацкая любовь поскорее прошла, ты, как и собиралась, выйдешь за Разруляева.

– Я не собиралась за него, – возмутилась Ксения. – Кто сказала тебе такую глупость?

Шелагуров посмотрел на жену:

– Ксения, дорогая, ты сама призналась, – напомнила ей Мэри.

– Господи, да я подшутила над тобой. Мне так осточертела твоя трескотня про офицеров…

– Неважно, пошутила Мэри или нет, – перебил сестру Шелагуров. – Я дал Сергею Осиповичу слово.

– Так забери его назад, я выхожу за Андрея. В Сибирь так в Сибирь.

– Шелагуров, умоляю, дайте нам пять минут наедине, – попросил Гуравицкий.

– Еще чего? Вдруг вы ее изнасилуете?

– Ксения, я вас люблю. Но…

– Но? Что означает ваше но? – Ксения повернулась к литератору, из ее глаз брызнули слезы. – Вы отказываетесь от меня?

– Ваш брат прав. Моя мать не переживет позора. Я не должен, не имею права так с ней поступить. Я не достоин вас.

– Пустите меня, – обреченно попросила Ксения.

– Простите. – Гуравицкий опустил руки.

С поникшей головой Ксения подошла к стулу и в изнеможении опустилась на сиденье.

– Гуравицкий, вы подлец. Однако сейчас поступили правильно, – сказал довольный собой Шелагуров. – Фимка!

– Туточки я. – Лакей, как и в прошлый раз, появился без промедления.

– Беги на конюшню. Господин Гуравицкий нас покидает. Пусть заложат карету, да побыстрее. До станции поедешь с ним, проследишь, чтоб сел в вагон.

– Слушаюсь.

– Гуравицкий, у вас есть заграничный паспорт? – Александр Алексеевич снова перешел на французский.

Литератор кивнул.

– Даю вам неделю на сборы.

– Неделю? У меня ни копейки. – Литератор вывернул наизнанку пустые карманы. – Или предоставьте пару месяцев, чтобы рассчитались редакции, или одолжите…

– Я дам вам денег, – поднялась Ксения.

– Нет, я не смогу их принять. Я кругом виноват перед вами, – пролепетал Гуравицкий.

– Потому и хочу, чтоб скорее уехали.

С этими словами Ксения выбежала из кабинета.

– Отпустите и меня. – Мэри бросилась к мужу, упала перед ним на колени и молитвенно сложила руки. – Отпустите, как отпускаете Андрея. Так будет лучше для всех. Я вас ненавижу. Так зачем нам мучиться? Я заранее согласна на все ваши условия. И даже денег не прошу. Лишь на билет в третий класс.

Шелагуров перевел взгляд на Гуравицкого:

– Довольны?

– Простите, чем? – спросил Гуравицкий.

– Хватит притворяться. Думаете, не догадался, зачем явились, зачем околпачивали Ксению? Из-за Мэри.

И Шелагуров снова схватился за пистолет. Литератор попытался его урезонить:

– Послушайте, мы договорились…

Гуравицкий успел броситься на пол, но вряд ли бы это спасло ему жизнь, если бы не самоотверженность Мэри, которая успела толкнуть мужа. Он тоже упал, и выпущенная им пуля ушла в потолок.

– Что случилось? – спросила перепуганная Ксения, вбежав в кабинет.

– Они… они во всем признались, – прошипел Шелагуров. – Ты ничего не знаешь.