Зоя тихо засмеялась.
— И о чем мне тогда мечтать? Не о Тиме же. Он и двух слов связать не может.
Конрад взял руку Зои и погладил костяшки.
— Люди должны быть с людьми.
— Уж кто бы говорил.
Они молчали, каша остывала. Где-то на улице ссорились старухи, собака заходилась лаем. Кто-то стучал, пилил. В углу скребла мышь.
— Когда ты уйдешь? — прошептала Зоя.
— Когда загорится лишняя звезда.
Девушка освободила руку и рванулась к нему, обняла. Сжала со всей силы.
Конрад попытался отодвинуть её, но ощутил неимоверную усталость. Ведь ему сейчас никуда не нужно, он там, где его всегда ждали, где он мог расслабиться и где хотел бы остаться навсегда.
Он одной рукой прижал девушку к себе, а второй погладил по волосам.
— Ты и в прошлый раз так говорил. Ты всегда это повторяешь. Я знаю. Папа об это говорил, и дедушка тоже. — проговорила она ему в грудь.
— Потому что это правда. Но сейчас я здесь, и это главное.
Глава 1 Часть 2
Конрад рубил дрова и радовался. Ему всегда это нравилось. Когда впервые взял топор, когда приходилось этим зарабатывать на жизнь, когда это давало простую задачу, где не надо думать, принимать решения, предсказывать последствия. Просто. Рубка. Дров. Путешествия, знакомства, смерти, пейзажи, архитектура не изменили его. Так ему казалось. Потому что до сих пор он получает удовольствие от тех же вещей, что и раньше, ненавидит то же самое, что и прежде. Всё просто. Еще не загорались бы звезды и можно считать, что жизнь удались.
Когда возвращался в дом, то корпел над столом и правил ландшафт. Всё, что вырезано, не стереть, но он оправдывал себя, что история должна сохраниться. Пусть на этом столе останутся города, память о которых истлела, высохшие реки, сгоревшие леса, исчезнувшие народы.
Плотницкий инструмент Михаила резал с той же точностью, что и раньше. Это была еще одна вещь, что приносила удовольствие. По крайней мере, он видел результаты своих дел. Сдувал древесную пыль, проводил пальцам по новым узорам карты и грустно улыбался, вспоминая цели своих путешествий.
«Меня вела звезда.»
— Каково это? — вдруг спросила Зоя.
После нескольких дней он привык к её речи и больше не путался в словах.
— Путешествовать? О, постоянные мозоли, пыль, пустой желудок. Много всего необычного, или глупого, или красивого, или настолько странного, что не можешь отмыться от мыслей об этом как от патоки в волосах.
Она провела ногтем по только что появившейся долине.
— Быть бессмертным. Ты всех нас считаешь детьми?
Конрад вздохнул. Сложный вопрос. Неприятный. Отложил инструмент, но взгляда не поднял.
— Кого-то больше, кого-то меньше.
— Всё потому что мы глупые и ничего не смыслим? — она подняла на него взгляд. — Мы хрупкие и слабые. — последние слова Зоя говорила по слогам, — пока ты пересекаешь моря и горы, деревни чахнут, люди дряхлеют и умирают. Какого это?
Конрад поднялся и снял со стены веревку с трофеями. Сел рядом с Зоей так, что коснулся её плеча, отодвинул позеленевшую бронзовую от засаленного узелка. Указал на него.
— Вот здесь я был счастлив. Думал, что Боги благословили меня, что я за свою жизнь сделаю больше, чем кто бы то ни был. Буду управлять городами, и точно успею насладиться каждой наложницей в гареме. — Он усмехнулся. — Да, когда-то я мечтал и о таком.
Зоя приподняла бровь.
— Теперь не мечтаешь?
— Точно не о гареме и не о городах. Затем была моя первая звезда — вот она. Позеленела, смялась. Отверстие не в центре и я каждый раз боюсь, что она отвалится. У меня тогда тряслись руки как у старины Тома, когда он видел свою жену.
— Я его не знаю.
Конрад осекся.
— Прости, он умер лет двести назад.
Она отодвинулась от него и посмотрела в глаза.
— Ты мог бы не напоминать о возрасте?
— Да, конечно, прости.
Зоя улыбнулась
— И не извиняться.
Мужчина запустил пятерню в волосы, вздохнул.
— Договорились. После того первого раза, я надеялся, что мне больше не надо будет куда-то бежать, искать дороги, нужных людей. — Конрад пальцем отсчитывает по одной монете. — И с каждой новой монетой, я понимал, что ничего не успеваю. Годы идут, люди стареют, а я всё также в дороге. Когда кто-то заводил детей и становился старостой, я всё также боролся с дождём и зноем. Пока архитектор выстраивал дело жизни, а кузнец совершенствовал мастерство, я делал то, в чем сложно стать лучше других — я шел.
Девушка протянула руку к серебряному треугольнику в середине, мизинцем коснулась пальцев Конрада.
— Если тебе это не нравится, почему не остановишься?
— Потому что так… надо? Это сложно объяснить. Я столько раз пытался.
— Остановиться?
— Объяснить.
Зоя погладила зазубренный край монетки.
— Когда попробуешь осесть, расскажи.
— Хотел бы пообещать, что узнаешь об этом первой, но…
Она перебила его, и её голос стал грустным.
— Пообещай. Я привыкла.
Конрад аккуратно освободил треугольную монету из её пальцев и встал, чтоб отнести веревку к стене.
— Может и не понадобится. — Он постарался улыбнуться настолько жизнерадостно, насколько умел, но вместе с тем фальшиво. — В этом мире всякое бывает. Уж поверь. Однажды я встретил прекрасную женщину, которая…