Стоп, приехали. При чем тут он? Безумие, которое излучают влюбленные, заразительно. Всякие воспоминания из прошлого как потревоженный улей. Любовь вредна и трагична, как любое психическое расстройство. Упаси господи и пронеси. Достаточно легкой приязни, считают известные психиатры. Бедный парень. Наверное, пишет стихи. Нужно будет попросить почитать. На очередном семинаре по философии… Придет? Еще как придет. Прибежит!
Закончив слушать записи, Федор набросал несколько строк на листке бумаги. Для памяти. Взял на заметку всякие шероховатости, царапинки и возникшие вопросы, на которые пока не было ответов. Листок он положил на журнальный столик у дивана. Первое, что сделает, когда проснется утром, – протянет руку и возьмет листок. Возможно, в подсознании, не знающем сна, случится озарение и появятся ответы. Или хотя бы нужное направление… А если озарения не произойдет, то соберутся они втроем в любимом баре «Тутси», и задаст Федор друзьям свои вопросы. Ему пришло в голову, что у них подобралась классическая детективно-дедуктивная компания: практик и скептик старлей Николай Астахов, он сам – интеллектуал, романтик и самую малость циник, а также доктор Ватсон – простодушный идеалист Савелий Зотов, который так мало понимает в жизни и преступлениях, что его нелепые замечания, как ни странно, иногда бьют в десятку.
Кто-то знаменитый однажды сказал, что открытия совершают невежды, которые просто не знают, что так не бывает. Пробуют то одно, то другое, тычутся, как слепые котята, и вдруг нате вам – открытие века!
Переписав кассеты, Федор аккуратно сложил их в полиэтиленовый мешочек и сунул в портфель. Завтра утром он, как и обещал, вернет их Николаю.
Теперь тексты. Следственный эксперимент. Федор потер руки в предвкушении. Так записной гурман ждет любимое блюдо в культовом ресторане. Одиннадцать листков бумаги, на которых напечатаны некие тексты. Их сочинили студенты по просьбе Федора. Они не подписаны – эксперимент требует полной анонимности. Федор объяснил ребятам задачу и попросил сочинять без выпендрежа, коротко и по делу. Конечно, молоды они еще, но Федора интересует тенденция – «тренд», как повторял недавно в телепередаче некий отечественный политик. А тенденция зависит не только от возраста.
Федор вытащил листки из папки. Ну-ка, посмотрим! Разложил на столе перед собой – одиннадцать стандартных листов бумаги, которые он сам же ребятам и раздал. И углубился в чтение.
Было около трех утра, когда Федор закончил работу. Тексты были внимательно прочитаны и рассортированы на две неравные стопки – в одной пять, в другой шесть. Некоторые листы Федор перекладывал из одной стопки в другую по несколько раз, подняв взор, полный сомнений, к потолку. Закончив, он еще раз пробежал строчки глазами. После чего перевернул листы оборотной стороной кверху и с удовлетворением рассмотрел отметки внизу. Все листы из меньшей стопки были помечены «нулем», из большей – «крестиком».
– Что и требовалось доказать! Я горжусь тобой, Федор! – сдержанно похвалил себя Алексеев, поднялся из-за стола и выключил настольную лампу.
Глава 16
Ватерлоо
Игорь Нгелу-Икиара положил ладонь на ручку двери и замер на миг. Минуту назад Вера сказала ему: «Ни пуха ни пера», а он, как она же его и научила, ответил: «К черту!» А Вера перекрестила его вслед. Из-за двери долетали голоса – знакомый бас Регины и незнакомый мужской фальцет, видимо, августейшего адвоката. Регина засмеялась. Торжествующе, как победительница.
Дизайнер все медлил, испытывая искушение повернуться и уйти. Ведь не сошелся же свет клином на Регине с ее модным домом, есть и другие. Его имя известно в определенных кругах, Игоря знают, зовут, предлагают выгодные контракты. Он хочет иметь свое дело? Будет у него свое дело! Рано или поздно, но будет! Часть денег у него есть, остальные дадут с радостью, но… Есть одно «но»! Почему ему нужна именно Регина? Ну… знакомое зло, бульдожья хватка, вечный соперник, который не даст расслабиться. Хороший менеджер, что нужно – из-под земли достанет. Не знал Игорек никого другого, на кого мог бы положиться так, как на бывшую работодательницу. Несмотря на гадкий нрав, нетерпимость к чужому мнению, буйволиное упрямство. Они работали в одной упряжке, и совсем неплохо работали. Она прислушивалась к его мнению, уступала в конце концов. Но в один прекрасный момент он почувствовал, что ему надоело скандалить по любому поводу и без повода, вопли ее кошачьи надоели, словечки, от которых покраснел бы даже биндюжник. Надоели ее грубость, хамство, жадность – мелкая дурацкая жадность! Ему казалось, что стоит попасть в столицу, и… Как он рвался отсюда!