Убийца, мой приятель (сборник)

– А разве Роджер никогда не говорил о ней?

– Никогда, – ответила я. – И то, что он ни слова не говорил ни о ней, ни о вас, всегда задевало меня за живое.

– Вот как… – задумчиво произнесла она. – Молчание порой более красноречиво, нежели длительная беседа.

И с этими словами она направилась к столу.

Наступила тишина, затем она продолжила:

– Я не имею ни малейшего представления о том, что думает ваш отец. Мне известно только, как, уверена, известно и всем вам, что одно время Роджер очень сильно любил Джудит.

От изумления я выронила чайную ложку.

– Джудит! – воскликнула миссис Джеймс в крайнем недоумении, а Джон даже перестал резать паштет из дичи на боковом столе и подошёл к нам с ножом в одной руке и с вилкой в другой, встав рядом с матерью; при этом лицо его выражало радостное удивление.

– Мы – как заинтригованные дети, – сказал он. – Однако не перебивайте нам аппетит, леди Макуорт, а лучше всего расскажите всё подробно после чая.

Леди Макуорт посмотрела на него с улыбкой, какую обычно дарят милым непослушным детям; и мы приступили к трапезе, во время которой Джон развлекал нас весёлым рассказом о своих беседах с пожилыми манчестерскими дельцами, которые обращались с ним словно он был ребёнком; время таким образом пролетело весело и незаметно.

Но мне, однако, не терпелось скорее встать из-за стола. Мысли мои были заняты теперь отцом. Как я стану к нему относиться после? Я почти не слушала Джона – меня занимали более серьёзные вещи. Отец всегда был моим кумиром. Я прекрасно знала о его детстве и о том, сколь обильна трудами была его зрелость. Куда лучше я была знакома с этими страницами жизни отца, нежели с двухлетним периодом его пребывания в браке; но я, оказывается, даже не подозревала о существовании ещё и другой стороны – о новых мирах любви и надежды, открывшихся для него; я и не предполагала, что он, выходит, снова мог вернуться в Колверли-Корт в качестве его хозяина об руку с любящей женой.

За последнее время он сильно похудел и сделался бледен, часто выглядел вымотавшимся и усталым; но я никогда не думала, что на него давит что-нибудь, помимо ежедневной обязанности зарабатывать нам всем на жизнь – обязанности, которую он ни за что бы с себя не сложил. Потом я представила себе его черты и фигуру; я поняла, что, несмотря на часто усталую походку и тусклый, отсутствующий взгляд, он был одним из самых красивых мужчин на свете.

Погружённая в свои раздумья, я машинально проследила направление взгляда леди Макуорт.

– Посмотрите, милая, на картину в дальнем конце залы… там, слева, – попросила она. – Как вы думаете, кто это?

На картине был изображён юноша лет, быть может, пятнадцати, положивший правую руку на шею высокого грейхаунда. Это, несомненно, был мой отец в то время, когда его дядя женился, а на него самого смотрели как на наследника Колверли. Я встала и подошла к картине поближе. Затем, после удара гонга, пока прислуга убирала со стола, ко мне присоединились и все остальные. Мы стояли и разговаривали о действительно прекрасном портрете. Когда за слугами закрылась дверь, леди Макуорт повернулась к камину, где для нас призывно раскрылись объятия кресел и дивана, и, усаживаясь, проговорила, передавая кочергу тётушке Джеймс:

– Я была очень рада, когда решила, что, женившись на Джудит, он вернётся в свой дом; я очень любила Роджера и радовалась за него.

– Когда же это было? – спросила тётушка Джеймс. – До или после помолвки Джудит с майором Греем?

– О, задолго раньше; но лучше я расскажу вам всё по порядку…

Она немного развернулась в нашу с Джоном сторону и продолжила: