Убийца, мой приятель

– Нет, в том-то всё и дело! – вскричал слуга и в горестном отчаянии принялся извиваться пуще прежнего, как если бы я неосторожным движением придавил ему одновременно все нервные окончания. – Она сказала, что на ночь вам тут остановиться нельзя. Но я забыл, я всё перепутал. О горе мне!..

– Хватит дурить, – перебил я его. – Показывай мне свою комнату. Я готов…

Человечек смерил меня диковатым взглядом.

– Но у меня нет ничего своего в этом мире, сэр! – медленно произнёс он. – Тут всё не моё!

Более нелепую ситуацию трудно было себе вообразить. «Не отказаться ли, пока не поздно, от планов, связанных с бэйтаунской гостиницей?» – пронеслось у меня в голове.

– Со спальнями всё ясно. Где тут у вас чердак?

Ответом мне была гримаса полнейшего недоумения, за которой, как ни ужасно, присутствия какого бы то ни было скрытого смысла даже и не угадывалось.

– Слушай, хотя бы это ты должен знать, – простонал я умоляюще.

Но и вторая попытка оказалась безрезультатной – на этот раз из-за появления на пороге плотной и достаточно представительной фигуры с круглой, как шар, головой, уютно утопленной в мягкой фетровой шляпе, смысл земного существования которой явно сводился к отчаянному стремлению не лопнуть по швам от постоянного внутреннего давления. Усилия эти можно было считать успешными лишь отчасти: кое-где в шляпе уже зияли несносные дыры.

– Вы – хозяин дома? – поинтересовался я у третьего персонажа этой почти призрачной галереи.

– Полагаю, что так, – со смехом ответил тот. – Толстоват для столь хилого местечка – это вы хотите сказать, сэр?

Не дождавшись ответа, но заметив, вероятно, в своей реплике (смысл которой, впрочем, ускользнул от моего понимания) проблески остроумия, владелец дома принялся хохотать, да столь энергично, что, глядя со стороны, можно было предположить, будто с ним случился припадок. Слуга перестал плакать; хозяин продолжал смеяться – ну и мне не удалось сохранить бесстрастное выражение лица.

Спустя несколько минут, вдоволь нахохотавшись, весельчак поинтересовался наконец, что мне угодно.

– Мне было бы угодно получить тут на ночь комнату, – проговорил я с некоторой осторожностью, заранее опасаясь, что, услышав предположение такого рода, хозяин может по примеру слуги взять да и разрыдаться.

– Комната готова, – немедленно отвечал тот. – Ну-ка, Вертлявый, пойди и попроси мадам поторопиться.

Вертлявый мигом исчез.

– Этот слуга у вас… – начал я.

– Гибковат местами? Ха-ха! – Хозяин жизнерадостно потёр ладони. – У каждого из нас есть где-то мягкое место – верно я говорю, сэр? У одного – голова, у меня вот – сердце.

Я поздравил хозяина с тем, что ахиллесова пята нашла в его организме столь достойное вместилище, и спросил, действительно ли во всём доме для гостей держат только одну комнату.

– Только одну, сэр. Источник наших доходов – рыночные торговцы. Не так уж часто наш дом удостаивают посещением джентльмены столь неоспоримых достоинств, как вы, сэр. Есть у нас ещё чердачок, с которого, как говорят, открывается неплохой вид на луну. Ха-ха-ха! Мы называем его верхним этажом, сэр!

«Как может человек так много смеяться без причины?» – мысленно спросил я себя и… обнаружил, что сам потихоньку посмеиваюсь. Объединив усилия, мы с хозяином некоторое время сотрясались телами так, что иной мизантроп, глядя на эту сцену со стороны, решил бы, что тут сошлись два эпилептика.

– Ну вот и пошутили на славу! – Хозяин потёр ладони с удовлетворением торговца, только что заключившего выгодную сделку.

– Капитально! – отозвался я.

– Не каждый день выпадает такая удача. – Мой собеседник явно вошёл в роль коммивояжёра.

– Да уж, это точно, – отозвался я сердечно.

– Если вы ещё и в вине, сэр, разбираетесь так же хорошо, как в шутках, значит судьба подарила мне встречу с поистине знающим человеком.

Я благосклонно принял этот деликатный намёк, и некоторое время спустя мы с хозяином уже сидели в маленькой гостиной; бутылка кларета если и представляла для нас барьер, то не слишком серьёзный – так гальваническая батарея разъединяет экспериментаторов, вздумавших ухватиться за концы проводов. В беседе я наметил для себя тайную цель. Дело в том, что время от времени мне начинало казаться, что хозяин себе на уме. То и дело среди бесконечных всплесков буйного веселья я ловил на себе косой взгляд, исполненный тревоги и недоверия. Но как художнику не дано запечатлеть на холсте молнию в момент её появления, так и я не в состоянии был разгадать истинного смысла этих не слишком приятных мгновений.