Убийца, мой приятель

Стучать я не стал вполне осознанно, и всё же одной только решимости оказалось мало, чтобы подавить ощущение вдруг возникшей неловкости. Смущение моё лишь возросло после того, как я взглянул на хозяйку внимательнее. Вместо дородной дамы свойских манер с цветущей физиономией передо мной предстала женщина, которая в любом обществе была вправе рассчитывать на самое уважительное отношение. Спокойствие и решительность, чувство собственного достоинства, светившееся в каждой черте её смугловатого лица, производили достаточно сильное впечатление. Моё умышленно невежливое вторжение вряд ли могло теперь быть оправдано смягчающими обстоятельствами: присутствие в комнате такой женщины делало мою фамильярность совершенно неприличной.

– Вынужден принести вам свои самые искренние извинения, – начал я как нельзя серьёзнее. – Единственное готовое у меня на сей момент объяснение столь бесцеремонному вторжению состоит в следующем: услышав голоса, я захотел с кем-нибудь пообщаться.

– Ничего страшного, сэр, – несколько удивлённо проговорила миссис Ферн. – Я готова поговорить с вами, если это действительно необходимо. Саймон, можешь идти.

Женщина говорила с шотландским акцентом. Возможно, именно происхождение и объясняло отчасти некоторые особенности её поведения. Саймон – он же Вертлявый – воспользовался разрешением с необычайной живостью, причём от восторга рискнул даже мне подмигнуть.

– Вам, наверное, одиноко, сэр? – спросила миссис Ферн с улыбкой, очень украсившей её тонкие, чётко очерченные губы.

– Жутко! Думаю, вы, как никто другой, можете это понять.

– Ага, уловили акцент? Но я не из Шотландии, хотя отец мой действительно приехал с севера. Ужасно суеверный был человек и любил пугать меня сказками о феях, домовых и прочей нечисти, обитающей среди холодных горных вершин.

– Место, где вы поселились, вполне подходит для того, чтобы продолжить общение с миром духов, – заметил я. – Не сомневаюсь, что дом кишит привидениями. Вы чем-то взволнованы?

– Ничуть, – отвечала миссис Ферн с весёлым смехом. – Да и вы, сэр, страхи свои явно преувеличиваете. Просто воображение у вас слишком развито, что для мужчин, вообще-то, нехарактерно.

– А вы, я вижу, увлекаетесь фотографией, – заметил я с улыбкой. – Подтверждение тому я нашёл и в гостиной.

– Что вы, сэр, это всё муж. Терпеть не могу всякий хлам и обожаю, когда перед глазами – сплошь полированное красное дерево – если, конечно, таковое в комнате вообще имеется. Но мой муж обожает мусор и с фотографиями своими не расстанется, наверное, ради даже самых расчудесных шедевров живописи.

– Ничего не поделаешь – любимое увлечение.

– Не совсем так, сэр. Это скорее… нежное сердце. Он разве не успел ещё рассказать вам, что сердце – его слабое место? Ну так это чистая правда, хотя, насколько я могу судить, характеризуя себя таким образом, люди далеко не всегда оказываются правы. Вещи очень быстро приобретают для него ценность в силу всего лишь каких-то ассоциаций, так что любую безделушку он готов хранить по той лишь причине, что она была с ним и прежде. Я-то мелочь всякую терпеть не могу. Но муж потакает моим слабостям, а значит, и я должна быть к нему снисходительна.

– Не знаю, миссис Ферн, вправе ли я – пусть даже ради того, чтобы выделить вас как приятное исключение, – критиковать представительниц вашего пола, но во всём, что касается понятий «дать» и «взять», женщины, как правило, не отличаются особой душевной щедростью.

– Вы женаты, сэр? – Хозяйка взглянула на меня так спокойно и вместе с тем проницательно, что вопрос этот не показался мне неуместным.

– Ну нет, – рассмеялся я. – Могу похвастаться полным отсутствием каких бы то ни было увлечений – не считая разве что слабости к сигарам. Можете вы в такое поверить?

– Нет, не могу, – тихо, но твёрдо ответила она, не выказав при этом ни малейшего любопытства. После чего вернулась к прежней теме. – Видите ли, сэр, лишь человек, познавший тонкости супружеской жизни, вправе судить о том, что готова отдать женщина и сколько может она претерпеть так, что страданий её никто не заметит. Простите меня, сэр, но вряд ли вы можете считать себя судьёй в этом вопросе.

– Спасибо, что поставили меня на место, – ответил я. – Признаю́ за вами авторитет во всём, что касается брака. Но я, наверное, вас задерживаю – не говоря уж о том, что заставляю стоять? Ваш муж обещал провести меня по дому после ужина – показать кое-какие комнаты.

– Он будет здесь через минуту, – сказала миссис Ферн. – Не хотите ли присесть, сэр? Саймон, где Джордж?

Последние слова были адресованы Вертлявому, вернувшемуся в комнату с лопаткой угля. Не успел я удивиться тому, что столь почтенная дама, обращаясь к слуге, называет мужа по имени, как она со смехом обернулась ко мне:

– Ну разумеется, я имею в виду не мужа, а конюха!

Я машинально кивнул и в очередной раз поразился проницательности этой женщины: конспиративная часть моего визита явно находилась под угрозой. Вспомнив о первоначальной его цели, я ощутил неловкость.